Петр Левченко: «Это вымысел, в основе которого лежат документальные события»

Режиссер фильма «Куратор» − о своем проекте-участнике «Кинотавра»

В фильмографии продюсера Екатерины Филипповой немало выдающихся работ: успешно путешествовавшая по фестивалям картина ВСЕ УШЛИ, участник конкурса «Кинотавра» 2015 года ИНСАЙТ, наделавший много шума ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ УДИВИЛ ВСЕХ. На этот раз она выступила продюсером полнометражного дебюта: режиссер Петр Левченко ранее снял несколько короткометражек, последняя из которых, «Машина», побывала на нескольких кинофестивалях. В качестве проекта КУРАТОР участвовал в международных питчингах в Трансильвании и Гонконге, где вызвал большой интерес. КУРАТОР действительно отличается от привычного представления о российских фильмах этого жанра: перекликаясь с отечественной кинотрадицией (например, картинами Алексея Германа), он во многом близок к румынской волне. Сюжет навеян происшествием, случившимся в реальности: мэр некоего городка был убит в своем кабинете крупным бизнесменом. Героем становится городской серый кардинал из органов, следуя за которым, мы узнаем обстоятельства преступления. Но это вовсе не главное: режиссер сосредотачивается на самих персонажах, на их семейных отношениях. Поэтому картина преодолевает рамки криминальной истории и становится понятной далеко за пределами России.

Как сложилось ваше сотрудничество с продюсером Екатериной Филипповой? Это произошло благодаря успеху вашего короткого метра «Машина» или решающее значение имел сценарий КУРАТОРА?

О каком-то особом успехе «Машины» говорить не приходится. Но продюсер видела эту короткометражку, и я бы сказал, что Катю она обнадежила. Сценарий же КУРАТОРА попал к Филипповой благодаря Наташе Меркуловой, с которой они как раз начинали делать картину ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ УДИВИЛ ВСЕХ. За это я Наташе очень благодарен: обычно никто не спешит «делиться» продюсерами. Меркулова отправила сценарий Кате, которая буквально через день написала и предложила встретиться, обсудить. Оказывается, ее очень зацепила история. Мы встретились и, мне кажется, после нашего общения почувствовали, что может что-то сложиться. Сценарий, конечно, важен, но важнее, что мы по-человечески сошлись и не потеряли это взаимопонимание на всех этапах производства. Я был абсолютно свободен в своих поисках.

Когда вообще появился этот сценарий? Действительно ли он связан с историей «красногорского стрелка»?

Около пяти лет назад я написал сценарий «Холостые патроны» про оперативника, получившего ранение, вынужденного перейти на штабную работу и страдающего от безделья и своей ненужности. Все, что ему оставалось, это стрелять с детьми по пустым пивным банкам, подписывать рапорты – и получить залп холостых патронов над своей могилой. Это было не кино. Литература. Я принес задумку моему мастеру Андрею Михайловичу Добровольскому на ВКСР. Он прочитал и сделал замечание в своем безапелляционном стиле: «Это очень хорошо, но нужно все переписать. Главным героем должен быть он». И указал на персонажа, которого тогда я назвал «незнакомец»: такой серый кардинал, сотрудник неназванной спецслужбы, которая тайно вершит судьбу вымышленного городка. Немного сказочный персонаж. Я попробовал – и сценарий ожил, начал расти как-то естественно. Начались метаморфозы, от первоначального замысла не осталось ничего, кроме одного второстепенного персонажа. Потом уже случились события в Красногорске, но не могу сказать, что они меня особенно зацепили. Через пару месяцев я увидел интервью, которое дал «комсомолке» сын «красногорского стрелка». Меня оно поразило: что-то было в нем щемящее про человека, про эту семью, да и про людей в целом. И тогда все встало на свои места. КУРАТОР – это история не про ментов и бандитов, а про отца и сына. Как и в случае с «Машиной», криминальные и детективные элементы – способ говорить о чем-то другом. Так что это чистый вымысел, хотя в основе и лежат документальные события.

Насколько политическим вы считаете фильм?

Картина создавалась не в вакууме, поэтому есть определенный контекст. Но у нас нет никаких приговоров, заявлений, я не беру на себя такую смелость. Это тихое кино. В конце концов политика – это люди. С этого и надо начинать.

Считаете ли вы КУРАТОР триллером?

Я когда-то сформулировал для себя мысль, что любой хороший фильм – это детектив. Визуальный детектив. Пространство для домыслов, поисков и воображения зрителя. «Улики» могут быть какими угодно. Понимаете? Да, у нас есть жанровые элементы, они возбуждают воображение, позволяют мне оттолкнуться. Но это вовсе не триллер, не жанровое кино. Я ориентировался на Мельвиля, на французские криминальные фильмы 60–70-х в принципе: САМУРАЙ, ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ. Очень точная интонация… Еще, когда силы покидают меня, пересматриваю Херцога. И куда-нибудь иду пешком. Вообще, все стόящие мысли приходят только на ногах. За столом – это все мертвечина.

Вы пытались понять психологию человека, совершившего эти убийства?

Вы про реального человека? Конечно, я изучал события. Но, повторюсь, они стали лишь отправной точкой. Это не расследование событий и не реконструкция. Что важно – это жест доведенного до края человека. Самоубийственный жест. В сценарии много места уделялось мотивам преступления, но в процессе работы мне захотелось увести это за кадр. Коррупция, долги, левые схемы – это всем известно. И пока ничего не меняется – у нас очень инертное и абсолютно разобщенное общество. Что-то изменится только со временем. Было желание поговорить о семье и о том, что человек, живущий внутри вот этого довольно сумрачного мира, может передать другому человеку – сыну, внуку. Тут нет особого конфликта поколений, какого-то реального столкновения. Молодость заканчивается и проигрывает, примкнув к чему-то очерствелому. Герои плачут, встают, отряхиваются и отправляются наступать на те же грабли.

Фильм снимали в Подмосковье?

Москва, Подмосковье, Красногорск в том числе. Иногда что-то появлялось абсолютно случайно: свернешь не туда – и вот он, наш заброшенный ресторан у воды, например.

В фильме довольно тяжелая атмосфера.

Об атмосфере мне говорить трудно: я еще внутри фильма и не могу адекватно оценить. Это мрачное кино, но, мне кажется, его форма соответствует драматической ситуации. Я никого не кошмарю и не сгущаю краски. У нас в картине нет подмосковных развалин, водки, даже продажных ментов нет. Все довольно вежливы и выглядят прилично. Там более деликатное зло. Для оператора Жени Родина КУРАТОР тоже был дебютом. Стояла задача, отталкиваясь от документальной стилистики, все же придать ей художественную форму. Мы старались свободно существовать на съемочной площадке, многие решения меняли в процессе, переписывали. Я нарисовал раскадровку и с тех пор ни разу ее не открывал. Я вообще сторонник грубого, в чем-то сырого подхода, а Женя – перфекционист. Вот где-то посередине мы и встретились – и, думаю, обогатили друг друга. Наш художник Оля Юрасова перед КУРАТОРОМ закончила работу над АЙКОЙ Сергея Дворцевого. Она была на подъеме, с очень правильным настроем, мы с ней смотрели в одну сторону. Это реалистичный мир, реалистичный свет, костюм, локации, не сфальшивить в этом – вот задача для всех.

Очень многое в фильме несут на себе актеры.

Все мои короткометражки делались с непрофессиональными актерами, поэтому я привык к определенной форме работы. В этом плане Юрий Цурило – мой актер. Когда он пришел к нам на кастинг, мы с Женей Родиным в один голос сказали, что это он, наш герой, очень загорелись именно им, его темпераментом, энергией. Юрий, мне кажется, внутри в себя верит именно в силу типажа, человека, ничего не играющего. Мы с ним занимались «физикой». Он предлагал варианты, я предлагал, мы их проверяли: быстрее, медленнее, агрессивнее, вкрадчивее… С ним было непросто, Цурило –лакмусовая бумага. Когда мы занимались «кино», когда что-то удавалось, он светился. Когда же топтались на месте и попусту тратили время, были вспышки гнева, конфликты. Но мы сошлись – правда, это было на последней смене (смеется). Михаил Гомиашвили – другое дело, мы с ним подробно беседовали о роли, каждое утро начинали с разбора каких-то внутренних вещей. Могу сказать, это была моя школа работы с актером. За это я ему очень благодарен. И Бека… Мы очень подружились с ним, я даже уже успел съездить к нему в Барселону. Может, вследствие возраста мы очень легко поняли друг друга. Например, на его последней сцене – сцене в морге, после опознания отца – я подошел к нему и расплакался, и больше мы с ним ничего не обсуждали. Дальше он сделал все сам. И знаете, при всей разнице подходов результат работы с хорошим актером один: документальное существование в кадре. В кадре должны быть люди.