Алексей А. Петрухин: «Кто-то скажет: хорошее кино всегда прокатают. Ничего подобного!»

Глава RFG – об истории успеха «Вия»

«Не бойся медлить, бойся остановиться» – в чашке с такой надписью приносят кофе в офисе компании Russian Film Group, снявшей таки свой невероятный долгострой и по совместительству – самый кассовый российский фильм 2014 года. Стартовав в конце января, ВИЙ в итоге заработал в отечественном прокате 1,2 млрд рублей и продолжает выходить на экраны за рубежом. Тем временем RFG уже объявила о начале работы над сиквелом проекта. Об истории успеха и планах на будущее мы побеседовали с главой компании, продюсером Алексеем А. Петрухиным.

Наверное, было бы кощунственно говорить о каких-либо недоработках в контексте продемонстрированного ВИЕМ результата. Однако в кулуарах поговаривали, что вы рассчитывали на большее, что ваши эстимейты находились в районе двух миллиардов. Так ли это? На чем основывались ваши ожидания и что, как вам сейчас кажется, помешало проекту собрать столько?

Конечно, ВИЙ никак нельзя назвать проектом, показавшим разочаровывающие результаты. Пользуясь случаем, хочу выразить огромную благодарность всем кинотеатрам и сетям за искреннюю поддержку картины! Цифры говорят сами за себя. Это, безусловно, должно радовать. Но, признаюсь, внутри нет полного удовлетворения, потому что эстимейты действительно ставились бóльшие. На два «ярда» мы если и не рассчитывали на сто процентов, то понимали, что они в принципе достижимы. Проведенный маркетинг давал осознание того, что это реально и бороться стоит. Первый уикенд показал, что это действительно реально. Нам очень тяжело далось объединение двух фильмов в один. Из четырех часов нужно было сделать два десять – два пятнадцать. Это был вечный конфликт, спор режиссера с продюсером и поиск компромисса, но мы оба понимали, что каждый из нас по-своему прав. Однако наша ошибка все-таки заключалась, наверное, в отсутствии телевизионной поддержки, которую мы не получили по своей вине – предпочли деньги вперед за телеправа.

Телек телеком, но все-таки рубеж в два миллиарда у нас пока один только АВАТАР преодолевал.

У нас было внутреннее желание бороться за два миллиарда, некий горизонт, к которому мы хотели стремиться. Вся команда Universal изначально так же, как и вы сейчас, была настроена скептически, но по мере разгона маркетинговой кампании и они поверили в такую вероятность. То есть это не было каким-то надуманным эстимейтом, которые, как часто бывает, заявляют со сцены на питчингах. Мы ничего не заявляли, но для себя все равно держали планку: в полтора миллиарда – однозначно, в два – на перспективу. В Украине (там канал «Интер» являлся правообладателем картины) получилось почти 1,4 «ярда». Но мы такие все амбициозные максималисты, поэтому не совсем довольны – хотелось бы большего. Зато мы теперь знаем, как и что сделать в следующий раз. И я обещаю два миллиарда на втором ВИЕ!

Картина продолжает жить в международном прокате. Как в этом отношении строилась работа с Universal? Мы видим сейчас, что они практически везде катают французский фильм ЛЮСИ – за исключением собственно Франции. Тем временем ВИЙ, кажется, был у них исключительно нашей локальной историей. Вы договаривались о сотрудничестве с головным офисом или с российским подразделением?

Сначала мы общались с головным офисом в Лондоне. Обсуждали мировые права, однако начать надо было с локального проката, где фильм должен был «выстрелить». Первый минус, который встал на нашем пути покорения мира – мы не смогли добиться формата IMAX. И это при том, что наша картина сделана в нем, то есть не нужно было каких-то дополнительных трат – пожалуйста, получайте условную лицензию. Им надо было лишь как-то закодировать фильм и показывать на своем оборудовании. Мы пребывали в уверенности, что IMAX будет везде, в том числе и в России. Но не сложилось: график релизов, несовпадения, СТАЛИНГРАД и все прочие обстоятельства. Поступали предложения выпустить картину позднее, но у меня уже были определенные обязательства и в Universal решили больше не оттягивать российский прокат. К тому же мы все уже начали уставать от проекта и понимали, что можем больше потерять, с русской историей погнавшись за миром. Фильм-то все-таки в первую очередь делался для нашего рынка. IMAX мы упустили, мир тоже оказался под вопросом – международную версию удалось доделать не к марту, как планировалось, а только к концу мая. Но мировой прокат все-таки состоится.

В чем специфика международной версии ВИЯ?

Менталитет иностранного зрителя совсем другой, и нашу версию там ни в каком виде смотреть не смогли бы – ну разве только как артхаусное кино. Чтобы это стало коммерческим фильмом, нам пришлось потратить еще не одну сотню тысяч долларов только на перемонтаж. Также мы делали дополнительную графику. В международной версии все говорят по-английски, там даже чуть другая история и хронометраж 109 минут. Вию приходится появляться два раза. Это ведь нам не надо объяснять, кто такой Вий, поэтому достаточно одного раза: пришел – ушел, никто даже не спросит. А для зарубежных зрителей это странно – монстр появился, и как ему в конце голову не отрубить? Так что в финале международной версии у нас еще есть действие с Вием, к нему попадает отец Паисий – добро пожаловать в ад! Этот вариант фильма более быстрый, более резкий, в нем не нужно объяснять, что такое три ночи служить, отпевать, за границей же нет этого.

В общем, с международной версией мы чуть задержались, из-за этого сдвинулись сроки зарубежного проката. В Universal предлагали выпускать фильм в Америке сразу на VoD и на телевидении, а в некоторых странах, где его согласны взять в кинотеатральный прокат, выпустить на большие экраны, предлагали вместе участвовать в P&A… В общем, начались обсуждения и разговоры, которые нас никак не устраивали. Не могу я десять миллионов долларов выделить на P&A без понимания гарантии возврата. Я знаю, как там относятся к нам, русским, и знаю, что в кино существует очень большая политика, как бы нам ни казалось. Кто-то скажет: хорошее кино всегда прокатают. Ничего подобного! Можно сделать и суперкино, и с суперзвездами, и за триста миллионов долларов, и со спецэффектами, которые даже Америка не видела, и все равно будет только вот так: либо локально, либо какие-то отдельные территории. Остальные или специально провалят, или еще что-то. Это политика. Никто не пустит на этот рынок вот так просто, если ты изначально не обсудил, не поделился, не договорился.

Мы много времени потеряли на переговорах. Тянули все лето, почти всю осень, и сейчас по-прежнему у нас нет никакого отказа со стороны Universal, но я понимаю, что пройдет еще какой-то период и нам скажут: кино старое, извините. Поэтому мы приняли решение, и вот сейчас, после AFM, подписываемся все-таки с независимыми прокатчиками. Надо было сделать это давно, потому что нам предлагают очень хорошие минимальные гарантии, порядка трех миллионов долларов. Итальянцы дают сто тысяч, но они готовы выпускать фильм в кинотеатральный прокат, где мы участвуем в прибыли, потом мы продаем в Италию телевизионные права. В принципе, немало получается, хотя, конечно, хотелось больше. В плане международного проката амбиции тоже большие.

И тем не менее в некоторых странах фильм уже вышел в прокат. Где и с какими результатами?

Мы не выдержали и получили разрешение у студии выпускать фильм самостоятельно там, где нет ее подразделений. Вот буквально 13 ноября картина стартовала в Малайзии. И это не пять экранов, не десять, а максимально возможный широкий релиз. Картина по-прежнему работает на Филиппинах, в Таиланде прокат, кажется, уже завершился, пошли вторые экраны. Там на старте ВИЙ собрал 102 тысячи долларов – не знаю, много это или мало для Таиланда, дальнейшие отчеты пока не шлют, но это понятное дело: им надо размывать P&A, и тем не менее, я думаю, порядка 250–300 тысяч долларов в прокате там должно получиться. Если сравнить с ГОРОДОМ ГРЕХОВ, то он там всего порядка ста тысяч собрал за весь прокат. Во Вьетнаме фильм прошел очень хорошо. Сейчас готовится Индия, впервые там будет широкий кинотеатральный прокат. А что такое кинотеатральный прокат? Это помимо минимальных гарантий, которые мы получили, еще и участие в роялти. То есть реально все так же, как в России: дистрибьютор там вычитает свою долю, ну а мы получаем свою. Поэтому болеем за результат. Кинотеатральный прокат в этих странах, соответственно, подталкивает VoD, затем – телевизионные права, в которых мы точно так же заинтересованы материально. Будем ждать. То есть для нас проект все еще живет, мы еще зарабатываем на нем деньги, и это продлится весь 2015 год.

Ну а в Америке-то фильм в итоге выйдет?

Вот прямо сейчас мы обсуждаем, какой это будет прокат: либо, что называется, технический, копий 200–300, либо все-таки будет 1500–2000 копий. Но в Америке фильм выйдет в любом случае. Там большой рынок VoD – это все будет вовлечено, с хорошими минимальными гарантиями, с приличными роялти, туда мы все-таки пробились. И еще в Китай, который для нас очень важен. Там одна трудность: даже несмотря на поддержку министерства культуры, которое за нас ходатайствует, пишет письма, есть минус – религиозная составляющая. Что бы мы ни говорили, как бы ни переводили, но в фильме есть спаситель, крест, и китайская цензура видит в этом некое препятствие. Все остальное им нравится, они прям в восторге – монстры, а как они реагируют на эти пельмени! У нашей аудитории не такое восприятие. И китайцы хотят выпускать ВИЯ, China Film Group сейчас постаралась все поправить с помощью перевода. Я смотрел за реакцией фокус-группы – они боятся и смеются. Сейчас фильм находится на рассмотрении комитета по цензуре. В их интересах тоже картину выпустить, потому что второй фильм мы делаем в копродукции с Китаем.

Учитывая все нюансы и сложности, какой из зарубежных рынков сейчас представляется наиболее выгодным и привлекательным для российской картины?

Корея – очень хороший рынок. Китай – в зависимости от того, в какую квоту ты попадаешь. Вы ведь знаете, что в 2006-2007 годах наша компания получила квоту на фильм СКАЛОЛАЗКА и выпустила его там в прокат. В то время как в России проект собрал порядка одного миллиона долларов, а в Китае – около 3,2 миллионов. Причем шел он в одну дату с ОПЕРАЦИЕЙ «ВАЛЬКИРИЯ». Но мы были в квоте, которая называется «без распределения прибыли», и получили 35 тысяч долларов твердого счета. Получается что-то около одного процента от суммы, которую картина впоследствии заработала в прокате. Вот так в Китае все устроено. Там есть три вида квот: с распределением прибыли, без распределения и особые условия для локальных проектов. Государство полностью контролирует весь прокат, что и нам надо бы сделать, если мы хотим поднять свою индустрию, если мы хотим сделать свое кино, если мы хотим, чтобы оно зарабатывало и развивалось. Есть же китайский, французский опыт – его надо просто воплощать в жизнь, а не говорить об этом годами. За то время, что обсуждается инициатива квотирования, наш кинопрокат успел бы уже пережить неизбежный в связи с реформой кризис и выйти из него. Я считаю, что надо выделить квоту, допустим, 36 голливудских, мэйджорских фильмов в год. Хочешь ТРАНСФОРМЕРОВ катать вне квоты? Пожалуйста! Но государство в лице, к примеру, Фонда кино должно быть в доле от проката, должно получить пятьдесят процентов бокс-офиса, которые оно будет обязано потратить на российские фильмы. Я понимаю, что говорю сейчас для «Бюллетеня кинопрокатчика», который будут читать представители кинотеатров. И я понимаю их интерес – больше продукта, пусть зрители каждый день толпами ходят и выбирают, что посмотреть. Но если мы говорим о российском кинопроме, если мы говорим о настоящем патриотизме, а кино – это в первую очередь политика, это влияние на формирование общественного сознания, то надо вводить квоты. Да, два года будут проблемы у кинотеатров, а потом еще неизвестно, окажется ли это проблемой. Мы ведь только предполагаем, что зритель развернется и уйдет, что смотреть российское он не будет, но надо же креативить букерам и менеджерам кинотеатров. Хотя, конечно, прежде чем вводить квотирование и контроль проката, надо государству довести производство зрительских фильмов хотя бы до девяноста проектов в год, что не требует больших денег. Надо просто поддержать десятку наших российских мэйджоров. Но схему можно продумать, причем одновременную! Мы уже опаздываем с этими шагами, и требуется срочное вмешательство государства.

Мы предполагаем, что проблема будет вовсе не в зрителях, а скорее в том, что попросту не хватит объема российских проектов должного уровня.

Но в советское же время хватало? И пяти фильмов в год хватало, чтобы кинотеатры были каждый день заполнены, всё смотрели. Я же не предлагаю исключить зарубежное кино вообще. Можно сделать так: оставить 24 голливудских фильма, чтобы по две картины в месяц было, пять немецких, пять французских (я условно называю цифры и страны). И обмениваться так, как это делает Китай. Мы хотим в Китае катать свое кино? Давайте меняться квотами: вы нам – пять китайских фильмов, а мы вам – пять своих. И с Францией меняться точно так же. Сверх квоты? Пожалуйста! Но с другими условиями распределения дохода. Все это можно и нужно отрегулировать.

Но ведь все эти квоты и обмены с нашей ментальностью больше похожи на коррупционные схемы, нежели реально рабочие механизмы, разве нет?

Пожалуйста, пусть будут коррупционные схемы – нам от них никуда не деться, но деньги-то эти все равно в страну пойдут. В рамках одной беседы мы сейчас это все не проговорим, но я для себя рисую схему, как это могло бы работать с минимальными потерями или вообще без потерь для кинотеатров. Совсем безболезненно такую реформу, конечно, не провести, но можно же все процессы оптимизировать. Участие в этом Фонда кино должно быть полным. Все-таки он не должен быть просто распределителем денег, он может быть фондом в прямом смысле этого слова. Но для этого необходимо, чтобы работала возвратная система, чтобы фонд участвовал в прибыли, участвовал в прокате. То есть, по сути, это должна быть наша China Film Group – государственная компания с коммерческим управлением. Можно тоже, кстати, какие-то правила сделать как у них. Что имеется в виду? Допустим, какой-то новый продюсер или просто человек, желающий снять кино и имеющий какие-то свои инвестиции, захотел помощи государства посредством Фонда кино. В качестве некой гарантии реализации фильма он должен защитить его не столько в Фонде кино, сколько перед одним из наших мэйджоров. Прийти, например, в «ТриТэ» или СТВ, представить свою идею, рассказать, что он хочет сделать. А те, в свою очередь, должны оценить и поручиться за этого продюсера и за этот проект. Я сейчас говорю коротко, поэтому не знаю, материальное это должно быть поручительство или нет, здесь надо думать. Все равно подразумевается некая ответственность. Коррупционные составляющие всегда были, есть и будут. Главное, чтобы индустрия развивалась. У нас есть киностудии. Можно давать деньги при условии реализации проекта на одной из них. Да, это болезненно. Дайте мне сейчас деньги на ВИЯ и скажите, чтобы я сделал его на Киностудии имени Горького, например. Я не представляю, как это осуществить. Это очень сложно – там нет специалистов, которые могли бы реализовать все, что мне надо. Но если бы такие условия были поставлены, студия финансировалась бы и развивалась. В прошлом году мне дали на ВИЙ двадцать миллионов рублей. В нашем бюджете это условно 0,5 процентов. Конечно, смешно, если бы я был обязан за это еще и выполнять какие-то условия. С другой стороны, это какая-никакая поддержка. Хотя бы содержание офиса, студии на полгода из восьми лет были бы покрыты за счет государства. А если бы это была сумма, допустим, в двести миллионов и мне бы сказали: не в Праге кино снимай, а у нас, не их индустрию развивай, а нашу – я бы подумал и, наверное, приложил бы усилия и сделал все здесь. Как у нас было с Бобом Бимером (Голливудский звукорежиссер, работавший над ВИЕМ. – Прим. «БК») – ведь мы его все-таки привезли в Россию, и он два месяца жил здесь, в Москве, работал на «СинеЛабе». И для данной компании это была серьезная репутационная история, и для нас выгода – рядом с Бобом сидели три наших русских ассистента, это было мое условие. Он, естественно, хотел взять своих. Но нет, были наши. Теперь они работают у меня, и я спокоен за звук, потому что они даже мыслят уже по-другому. За эти два месяца Бимер просто перевернул их представления о том, каким должен быть звук в кино. Это же тоже определенная польза для индустрии.

Как вам в принципе удалось выйти на Китай? Почему в сотрудничестве именно с китайскими партнерами вы решили снимать второго ВИЯ?

Во-первых, очевиден рост китайского рынка. Его показатели не могут не привлекать. Во-вторых, все решают связи. Развивалась вся эта история довольно быстро, и где-то в течение полугода мы наладили там настоящие партнерские отношения. Теперь я абсолютно понимаю этот рынок, понимаю, насколько трудно просто взять и попасть туда. Продать кино в Китай не сложно – за три тысячи долларов, за пять, может быть, даже за пятьдесят. А вот так, чтобы заработать вместе с Китаем, чтобы зайти туда и собрать сто миллионов долларов, чтобы поучаствовать в распределении этой прибыли – это очень сложно. Помочь могут только связи, и дело не в какой-либо коррупции, а именно в отношениях.

Говорить о победе нам еще рано, мы, по сути, еще ничего не сделали – построили там декорацию, выбрали костюмы, навезли реквизита. То есть нам все организовали, нас всем обеспечили. Индустрия в Китае, конечно, нереально развита. Там в год снимают по двадцать тысяч эпизодов сериальной продукции, 684 художественных полнометражных фильма в прошлом году было произведено. Это же две картины в день! И двадцать-тридцать серий! Впечатляет. Я все студии объехал, поучаствовал в съемках, с командой Джеки Чана пообщался, провел с ними целую съемочную ночь на площадке, видел, как они снимают бои, и должен сказать, что нет ничего такого, на что мы воскликнули бы: «Ой, какие у них там чудеса техники!» Такие же подъемные краны, так же тросы руками к деревьям привязывают, так же бегают. Другое дело, что трудолюбие, старание, боязнь потерять работу у них нереальные. И в этом смысле, наверное, нам есть чему у них поучиться. При этом мы чем-то с ними, с китайцами, очень похожи. Не внешне, конечно (смеется). Внутри что-то есть такое... Они очень осторожные. Ну и, конечно, патриотизм у них сильно развит. Даже знаете, если нет искреннего патриотизма, то они просто подчиняются ему, так сказать, соблюдают закон патриотизма. И поэтому – все в свою страну, все к себе.

Первый ВИЙ снимался очень долго. Как вам кажется сейчас, мог ли именно этот феномен сработать в пользу столь внушительных сборов картины? Ведь неоднократно приходилось слышать: «Да неужели! ВИЙ закончен? Надо пойти посмотреть, что они там наснимали за столько-то лет!»

Вы знаете, да, это была в итоге наша инициатива – подхлестнуть соответствующий «сарафан». Сначала мы все, и Universal тоже, считали, что не надо напоминать про восемь лет производства, потому что есть такая волна – сначала фильм все ждут, потом время идет, проходит один год, другой, проект не выходит, и все – перегорели, что называется. И если бы мы выходили с ВИЕМ в 2009-м или в 2010 году, не было бы ничего. Это выглядело бы так: «А! Что-то сняли, что-то выпустили – лишь бы доделать!» Мы же тогда приняли решение сделать все по-другому, переделать в ином формате, найти еще денег, не убивать бренд, зная, что у нас будут еще и еще продолжения, которые покроют в том числе и неэффективные затраты на первую часть. Прошло еще время, и волна равнодушия сменилась новым интересом к проекту. В итоге мы решили обернуть фактор долгостроя в свою пользу – как элемент маркетинга. Мол, смотрите, как мы долго делали это кино, смотрите, что можно снять в российской действительности, каких эффектов и какой графики добиться. Драматургия, понятное дело, вещь спорная. Вы же знаете, хорошие фильмы, которые для души, в прокат не выходят. Вот мы и сидели с режиссером, сверялись все время, что мы хотим – чтобы зрителей было много или чтобы критики сказали: «Вау! Какой фильм!» И то, и другое бывает, конечно, но это пока еще не наш случай – слишком тяжело у нас все производится. Мы спорили-спорили и в итоге приняли решение в пользу количества зрителей. Вроде не ошиблись.

Каковы планы по срокам второго фильма? Когда его ждать в прокате?

В 2016-м. Тянуть здесь не надо, уже не та игра. Во-первых, мы идем уже по проторенной дорожке. Во-вторых, на этот раз мы абсолютно свободны от литературного первоисточника. Кто-то, конечно, говорит, что мы и в первом фильме не особо ему следовали, но я не согласен. А сейчас, на втором ВИЕ, руки у нас развязаны – прямо драйв!

Ну а почему это будет ВИЙ 2? Каким образом части франшизы будут связаны между собой?

В процессе подготовки к созданию сценария выяснилось, что у каждой народности есть свои сказочные, мифологические существа. В Китае есть дракон, который выполняет те же функции, что и наш Вий. Он спит до сих пор, ресницы у него проросли через землю, вышли на поверхность, и это, собственно, и есть листья чая – такова легенда появления чая. Вот такие переклички планируются. Ну и потом продолжается история с казаками-характерниками – они снова в деле! И месседж тот же – эксплуатация народного доверия, попытки держать народ в страхе за счет выдачи неких научных приспособлений за определенное божье провидение. В конце, конечно, все разоблачается, как всегда, главный герой вступает в схватку с монстром – страшным, китайским. Помимо казаков и китайцев у нас еще появятся русские пираты того времени, а этого еще не было в российском кино. Будет очень интересно, я вас уверяю. На одну из ролей мы уже подписали Питера Динклэйджа, карлика из «Игры престолов». Ну и еще у нас есть очень серьезные приобретения в актерском составе – в свое время мы расскажем о них. В этот раз мы не будем снимать много материала, чтобы потом не спорить и ничего не сокращать. Все эти вещи уже выверены на этапе сценария. С китайцами мы утверждаем всю их историю, потому что, например, дракон для них – божественное существо, его нельзя изобразить так, как мы хотели бы. Вот сейчас как раз вплотную работаем над этим. И уже разрабатываем третьего ВИЯ. Следующее наше путешествие будет уже в Индию. И казаки-характерники снова в деле!

Насколько нам известно, параллельно со вторым ВИЕМ у вас ведутся работы над другими проектами. Расскажите о них, пожалуйста.

Да, мы приступаем к съемкам фильма УЧИЛКА. Это скорее авторское кино, преимущественно для фестивалей, с небольшим бюджетом. Делая крупную картину, хорошо параллельно вести какие-то небольшие проекты, чтобы кого-то проверить, кого-то поднатаскать. Еще один фильм, МАРСИАНИН, сейчас в работе, пока ничего не могу сказать о нем, это очень трудный в производстве проект про космос. Думаю, в скором времени уже начнем какую-то маркетинговую деятельность по нему. Потенциал у этого фильма серьезный. Также мы запустили большую приключенческую экшн-комедию ДЖИПЕР. Это очень интересная история с ярким до слез финалом. Вместе с СТВ работаем над ФЕНИКСОМ – легенде об огне. Это масштабный фильм о российском супергерое, человеке, который не горит. На 2016 год у нас получается довольно объемный пакет проектов.

Раньше для меня лично не было кинобизнеса как бизнеса – кино и его производство было больше как что-то новое для души, как хобби, может быть. В какой-то момент я решил, что это все уже достаточно интересно, это может быть бизнесом, и сейчас мы всю свою деятельность подверстываем к реалиям и правилам кинобизнеса. А как известно, снять кино – это самое простое. Самое сложное – дойти до зрителя и заработать деньги на следующий проект. Ну и репутацию, конечно, заработать и сберечь.