Алексей Федорченко обретал статус живого классика буквально на глазах, одновременно со становлением нового «Кинотавра»: сделавшие режиссера знаменитым ПЕРВЫЕ НА ЛУНЕ вышли в 2005-м, а в прошлом году Римский МКФ уже торжественно вручал ему почетный приз «Марк Аврелий будущего». В АНГЕЛАХ РЕВОЛЮЦИИ Федорченко не изменяет своей приверженности этническим темам, хотя, по его словам, народом хантов он заинтересовался задолго до выхода ОВСЯНОК и НЕБЕСНЫХ ЖЕН ЛУГОВЫХ МАРИ. Он сталкивает две удивительные, выдающиеся, но существующие на разных полюсах культуры – советского авангарда и древних шаманских верований. Первые несут знамя революции в сибирскую тайгу, но в итоге встречают не просто непонимание, но и серьезный отпор маленького народа, не пожелавшего изменять своему проверенному веками укладу. Вновь Федорченко превращает документальный материал в поэтическую сказку, в которой обращается к мифу революции и, по большому счету, размышляет о том, как необратимо социальный взрыв начала ХХ века изменил российскую жизнь.

 

Когда два года назад мы говорили о НЕБЕСНЫХ ЖЕНАХ ЛУГОВЫХ МАРИ, вы сказали, что АНГЕЛЫ РЕВОЛЮЦИИ были одним из первых ваших сценариев, который запускается позже остальных.

Не совсем так. У фильма АНГЕЛЫ РЕВОЛЮЦИИ несколько, если можно так выразиться, «родителей». Первый – эта история Казымского восстания, о котором я узнал в Ханты-Мансийске еще в 2005 году. Я познакомился с хантыйской семьей Молдановых, которые мне рассказали про своего деда – он был одним из руководителей восстания. Тогда мне и пришла идея фильма, я начал собирать материал. Денис Осокин написал первый вариант сценария, он назывался «Трава Полина» – очень красивый, поэтический текст. Был еще и другой сценарий – «Записки чекиста», по книге Дениса «Ангелы и революция». Это одно из моих любимых произведений Осокина. Прямо экранизировать его невозможно – это стихи в прозе, которые не перенести на экран напрямую. Мы придумали героев, сквозные истории. Но в итоге в 2012 году я написал оригинальный сценарий. Однако в нем не хватало волшебства, эротизма, поэтому герои и заговорили словами Осокина – в сценарии звучат тексты из восьми его книг, стихи. Так и сложились АНГЕЛЫ РЕВОЛЮЦИИ.

А чем вас заинтересовало Казымское восстание?

Это очень необычная история, необычные документы, не известные практически никому в России – тем более десять лет назад, когда я за нее взялся. Я собирал информацию по крупицам: пара фотографий в ханты-мансийском музее, материалы в Институте финно-угроведения, две диссертации, интересная книга Татьяны Молдановой «В гнездышке одиноком», книга Еремея Айпина «Богоматерь в кровавых снегах», по которой снят очень неудачный фильм КРАСНЫЙ ЛЕД.

Почему к этой теме никак не могут подойти без шаблонов?

Да к любой теме не могут подойти без шаблонов, это беда. Очень редкие режиссеры и художники работают без шаблонов. Взять хотя бы военную тему.

Ну с военной темой, наверное, проще: есть желание угодить в какой-то госзаказ, идеологически выдержанный образ. В случае с северными народами такого вроде бы нет.

Хорошего этнографического кино мало вообще, потому что очень часто авторы выступают как энтомологи: ставят микроскоп, рассматривают насекомых с какой-то своей, непонятно откуда взявшейся высоты и стараются натащить в фильм всю попсу – будь она марийская или чукотская. Этнографические фильмы нельзя снимать свысока, нужно наоборот – снизу вверх, с уважением, и только так может получиться что-то стόящее. Пока такое уважительное кино получается у немногих документалистов – у Эдгара Бартенева, у братьев и отца Головневых, но не у игровых режиссеров.

Тема вашего фильма – столкновение древней традиционной культуры и русского авангарда…

Столкновение двух языческих цивилизаций. Фильм о том, что разным цивилизациям очень трудно найти общий язык, что не стоит лезть со своим уставом в чужой монастырь.

Художники несут просвещение хантам, которым это просвещение оказывается совершенно не нужно. Как, по-вашему, можно ли уроки этой истории экстраполировать и на современную Россию?

Их можно экстраполировать и на Америку. Эта история – про вторжение любой цивилизации, чаще имперской, в традиционное общество: про американских поселенцев и индейцев, бельгийцев и конголезцев.

Авангард в итоге не нашел общего языка и со сталинским режимом.

Авангард же не может быть вечным – на то он и авангард, чтобы жить короткое время. Конечно, в России он завершился очень грустно. Например, в конце фильма звучит музыка Прокофьева из «Кантаты к 20-летию Октября» – последний предсмертный рывок авангарда, музыка, которая уже тогда была не ко времени и которую запретили сразу же в 1937 году. Будь она написана на пять лет раньше, ее признали бы великой (каковой она и является) и широко растиражировали.

Судя по фильму, и этнические мотивы, и авангард требовали очень серьезной и, наверное, долгой работы с точки зрения художественного оформления.

Я запустился в мае, а в декабре мы уже сняли – очень быстро. Сам сценарий я начал писать в феврале, закончил в мае, попутно изучая биографии художников-авангардистов – всего около четырехсот, перелопатил огромное количество информации (все факты в фильме – документальные). Сложность заключалась в том, что революция и северные народы – среди самых заштампованных тем в кино, и нужно было придумать, как показать революцию, избегая этих штампов, а хантов – без чумов и бубнов. В итоге я не нашел художника, который смог бы справиться, и пришлось заниматься этим самому, потому что оказалось проще сделать, чем объяснять. Для молодых художников, например, эта тема совсем чужая, и никто из них не решился взяться.

Странно: казалось бы, именно молодым должно быть интересно освоить тему революции заново, если, в отличие от старших поколений, оно не помнит советский культ Октября.

Мы вот этим и занимаемся – пытаемся показать революцию без штампов. А потом я примусь и за Вторую мировую. У меня есть идея, я пишу сценарий про войну, который должен поставить точку в этом вопросе (смеется).

Художники в фильме выполняют важную, в понимании советского человека, миссию – нести просвещение в массы. Вы думаете, что обязаны как художник осуществлять эту функцию?

Скорее нет. Если бы я занимался образованием, то делал бы это по-другому. Я даже не занимаюсь продвижением и прокатом своих фильмов – это такой единичный продукт, пусть идет как идет. Меня устраивает фестивальный прокат и фестивальный зритель, мы выпускаем мои фильмы «самокатом», не прикладывая чрезмерно больших усилий: главное – чтобы посмотрели в каждом городе-миллионнике. А у ОВСЯНОК, например, был хороший международный прокат – во Франции их посмотрело больше зрителей, чем в России, в Италии было больше копий. Мои фильмы обычно хорошо проходят в трех странах: Италии, Франции и США.

А почему выходит, что в России зритель готов меньше?

Его никто не научил смотреть такое кино. Научили смотреть телевизор – там все просто. Хотя вот АНГЕЛЫ РЕВОЛЮЦИИ – довольно простой фильм, и если бы кто-то взялся, он мог бы пройти в России неплохо.

У вас в фильме опять яркий женский образ – в исполнении Дарьи Екамасовой…

Мне почему-то интереснее работать с женщинами. Не знаю почему, так сложилось. Но в этом фильме очень интересные герои-мужчины. Прекрасные актеры – Олег Ягодин из Екатеринбурга, Павел Басов, Георгий Иобадзе и Константин Балакирев из Москвы, Алексей Солончев из Старого Оскола.

Съемки проходили зимой в Сибири. Трудно было снимать?

Мы снимали в августе, сентябре и декабре. Лесные съемки были достаточно сложными – было холодно, а в Казыме и жить сложно, и добираться туда непросто. Даже оленей найти трудно – они тоже далеко. Проехать к Хуллорским юртам – тоже целая история, потому что машины не всегда могут пройти по болоту: мы подъезжали на одних автомобилях, потом пересаживались на другие, которые могут ходить по такому грунту. Но в принципе это обычная работа. Местные жители нам помогали, хотя их немного, и все непьющие снимались в картине. В конце фильма есть и сам Казым – там хороший интернат, современные дома, вполне цивилизованные места. Но многие пьют и не занимаются оленями, это работа только для закодированных от алкоголизма или молодых. Но олени – уже не единственное занятие, их вытеснили нефть и газ, а ягеля стало так мало, что не хватает на большое поголовье.

В программе «Кинотавра» участвует фильм еще одного екатеринбургского режиссера – Василия Сигарева. Я слышал, вы даже приходили к нему на съемки. Существует ли некая общность екатеринбургских кинематографистов?

С Васей мы редко встречаемся в Екатеринбурге, чаще на фестивалях, да и живет он сейчас больше в Москве. Тем не менее я рад такому явлению, как уральское кино, которое существует помимо умершей Свердловской киностудии. Она создала некий бульон, который способствовал росту других искусств – музыки, танца, театра. Я пришел с киностудии, правда, из документального кино, а Сигарев – из театра, у каждого свой путь. Я старше Василия, но мы – режиссеры одного поколения, говорим на одном языке. Если есть возможность помочь, всегда помогаем друг другу.

А вы не ощущаете, глядя хотя бы на программу «Кинотавра», что приходит уже новое поколение 10-х годов, которое говорит немного на другом языке?

Конечно. Очень странно видеть, что произошла почти полная смена поколений и я уже чуть ли не самый старший среди участников основного конкурса «Кинотавра». Только вчера мы были дебютантами – я, Сигарев, Котт, Меликян, а сейчас уже считаемся «корифеями». Нам все кажется, что впереди загромоздили дорогу условные михалковы, а нет – путь свободен и мы впереди. Новое поколение уже действительно пришло – в прошлом году на «Кинотавре» были замечательные девушки Наташа Мещанинова, Оксана Бычкова, Люба Мульменко. Мне нравится их кино.

---

08.06.2015 Автор: Максим Туула