Анна Гудкова: «До тех пор, пока мы не будем говорить про больное, у нас не будет никакого кино»

Куратор питчинга «Кинотавра» о новом формате мероприятия и поиске новых имен

10 июня на «Кинотавре» вместо традиционного питчинга пройдет «Рынок проектов». За сменой названия скрываются идеологические и структурные перемены: впервые в истории фестиваля организаторы решили сосредоточиться на российских киношколах и результатах их работы. Питчинг будет транслироваться онлайн, а киношкола-победитель получит возможность встретиться с директоратом телеканала ТНТ – лучшие студенты смогут пройти стажировку на проектах канала. Что стоит за этими переменами, куратор «Рынка проектов» Анна Гудкова рассказала в интервью БК.

Питчинг «Кинотавра» за годы своего существования показал себя успешным и эффективным мероприятием. Представленные в прошлом проекты – такие, как ЧАЙКИ, КОРОБКА или 14+ – выходили на экраны, находили своего зрителя. Зачем вообще понадобились перемены – тем более такие кардинальные?

Смысл питчинга на «Кинотавре» начал утрачиваться после того, как питчинговая форма стала основным инструментом госэкспертизы в вопросах финансирования. Все значимые продюсеры теперь ежегодно встречаются на мероприятиях Фонда кино и Министерства культуры, где представляют ключевые для индустрии проекты. После того как это произошло, мы решили принципиально переориентировать питчинг «Кинотавра» на поиск новых имен – в том числе новых продюсеров, которых еще сложно назвать продюсерами, потому что у них нет опыта, своей компании, денег и так далее, но есть желание и идеи. Ключевая проблема нашей отрасли, на мой взгляд, заключается в том, что у ее участников отсутствует идея самостоятельности как таковой – нам не хватает людей, которые собираясь заниматься кино, понимают, что будут делать это сами, и готовы искать новые способы и новые средства, которые позволят им делать кино иначе, не как все. Найти таких людей и дать им возможность проявить себя – вот цели, которые ставит перед собой наше мероприятие в последние годы. Мы пытаемся уйти от поиска под фонарем, где и так светло. Какой смысл фокусироваться на продюсерах и проектах, которые и так попадут на государственные питчинги в поисках финансирования?

Почему вы решили сосредоточиться именно на киношколах?

В этот раз мы ставили перед собой две цели. Во-первых, хотелось получить представление о том, с чем выходят на рынок абсолютно молодые люди: что это за поколение и что его интересует. Я и так стараюсь читать все тексты, которые выходят из киношкол, но такой проект помог мне систематизировать эту работу. Во-вторых, мне хотелось, чтобы дискуссия о кинообразовании, которая идет уже давно, велась на конкретном материале. Хочется, например, наконец-то аргументированно разобрать, где лучше образование: в платной или бесплатной киношколе? На маленькой тренинговой программе или в огромном государственном университете? Как отличаются выпускники заведений разных форматов? В отличие от питчингов предыдущих лет, на которых представлялись проекты, у которых уже было финансирование, производственная группа и так далее, «Рынок проектов» – это рынок «голых» текстов и очень неопытных людей, у которых кроме этих текстов практически ничего нет за душой. Это самая ранняя стадия, на которой проект может быть показан кому бы то ни было. Цель 99-ти процентов людей, которые туда придут, – это продать сценарий. Такого у нас раньше не было ни разу.

Как был организован отбор? Сколько сценариев вы прочитали?

В отборе участвовали почти три десятка киношкол, которые прислали порядка семидесяти сценариев, из которых я отобрала примерно семнадцать – и отдала их своим коллегам на чтение: Елене Гликман, Сабине Еремеевой и Артему Васильеву. Они помогли выбрать десять проектов шести киношкол.

Вы лично прочитали все семьдесят сценариев?

Я все всегда читаю. Я верю себе именно в силу опыта и постоянного чтения всего и вся. Когда я читаю сценарий и вижу, что он совсем никакой, то в какой-то момент я могу остановиться. Но я всегда прочту текст до конца, если это что-то сколько-нибудь выдающееся.

Как получилось, что больше всего проектов – три из десяти – представляют крохотную Сценарную мастерскую Александра Гоноровского, о которой немногие знают?

Вы знаете, по этому поводу у меня были сомнения, я переживала, не будет ли это воспринято странно. Но жюри оказалось бесценным помощником – все три работы были отмечены и сомнений не осталось. Чтобы разобраться, почему так произошло, важно понимать, что образование индивидуализируется – как и вообще все вокруг. Человечество очень долго, вплоть до XX века, могло выжить только большим коллективом, но за последние 20 лет человек стал зависим только от своей техники и кредитной карты – настолько автономным он не был никогда. Эта тенденция подтягивает все прочие процессы, в том числе в культуре и образовании. Человек начинает требовать обучения, приспособленного под его индивидуальные нужды и интересы. Он не готов ходить и слушать потоком любую информацию которая ему нужна и не нужна. В потоке могут оказаться рядом двоечники и отличники, те, кто пришел равнодушно отсидеть пять лет и те, кто готов на все ради возможности реализовать себя. Угодить настолько разным людям одной образовательной схемой невозможно. Выигрывает тот, кто создает особые обучающие инструменты – не столько даже образовательные, сколько тренинговые, коучинговые программы, которые учитывают, каких знаний не хватает конкретному ученику и каким образом их лучше всего ему получить. Саша Гоноровский долгое время сам выбирал людей по личным собеседованиям, он занимается с каждым индивидуально и дает каждому то, в чем он нуждается. Думаю, секрет в этом. Для нас всех ужасно забавно, что Саша в свое время участвовал в сценарной лаборатории «Проекта Культбюро», которым я руковожу. И мне очень интересно следить сейчас за тем, что он делает. Мы как психоаналитики, которые сначала ходят к пациентам, а потом друг к другу, чтобы и с собой поработать тоже. Современный профессионал учится всегда. Сегодня образование нуждается в бесконечном апгрейде – знания, которые вы получили десять лет назад, уже безнадежно устарели по отношению к тому, что есть сейчас.

Прочитав семьдесят сценариев выпускников и студентов киношкол, какие выводы вы сделали для себя? Насколько эти люди готовы работать в индустрии? И что вообще их интересует?

Честно говоря, все довольно грустно, но важно понимать, что проблема не столько в киношколах, сколько в системе образования вообще, которая ушла из авангарда государственных интересов и разрушается чудовищным образом. Киношколы имеют дело с последствиями длительного процесса обучения людей, которые пришли к ним с уже накопившимся багажом знаний – или их отсутствия. Есть ряд системных проблем, и две вещи огорчают меня больше всего. Во-первых, оторванность молодых авторов от какого-либо контекста нашей жизни вообще. Истории, которые они описывают, происходят не в Москве, не в Сибири, не в Нью-Йорке – они происходят в какой-то абстрактной пустоте, как принято говорить, in the middle of nowhere. В романе братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» есть любимый мной фрагмент, где герой попадает в «описываемое будущее»: то есть если в книге написано, что «человек стоял в галстуке и в цилиндре», то он именно таким и предстает – и больше на нем ничего нет. Прочитанные мной сценарии напоминают именно это описываемое будущее. Кинематограф становится событием, только когда он предельно точно диагностирует, что происходит с людьми и с обществом. В противном случае запускается процесс многократного воспроизведения уже существующих образцов и их «разжижения». Сценаристу всегда важно ставить вопрос – почему будущего зрителя будет волновать происходящее на экране? Почему эта история вообще его касается? В случае с большинством прочитанных мной сценариев я не могу ответить на этот вопрос. До тех пор, пока мы не будем говорить про больное, пока не будем рисковать и идти семимильными шагами навстречу неизвестному, у нас не будет никакого кино. Есть такое известное высказывание: «Дети – это не наше будущее, это наше настоящее». Так вот студенты киношкол – настоящее российского кино. И если этих людей ничто искренне не волнует, или они не способны это сформулировать, то это наша огромная общая проблема. Второе наблюдение смыкается с первым: отсутствие ремесла. И это уже прямая ответственность киношкол. Подавляющее большинство того, что я прочла, находится за гранью профессионализма вообще: нет героев, драматургически выверенной конструкции и так далее. Почему так происходит, я не знаю – либо студентов не учат, либо они сами не учатся, но это комплексная проблема, которую надо так же комплексно решать. Наконец, меня очень удручает отсутствие новых форматов и прорывных идей. Во всем мире уже начал угасать сериальный бум, а я последние три года прошу прислать мне проект сериала, но их нет. Все почему-то считают, что на питчинг нужно нести нечто, что потом можно будет показать только в рамках артхаусного фестивального гетто. Почему молодые ребята с утра до ночи смотрят в Интернете то, что нам всем нравится – европейские и американские сериалы обо всем на свете, – но не пишут ничего даже близко похожего? На свете есть политика, есть болезни, есть яркие страсти и невероятно разнообразное общество – а мы живем в экранной ретрофактуре и с помощью нее пытаемся каким-то образом объяснить собственное существование, что абсолютно невозможно и не работает. Современные технологии, новые форматы и способы коммуникации с аудиторией остаются за бортом. Давайте вы, пока молоды, придумаете то, чего мы не знаем, а не будете показывать нам то, что мы уже всю жизнь смотрим? Но, конечно, я очень рада, что нам удалось найти десять оригинальных и интересных проектов. Они показывают, что повод для оптимизма тоже есть.