Александр Котт: «Мне интересно ступать на территории, на которых еще не был»
Режиссер о своем проекте «Инсайт» из конкурса «Кинотавра»
Редкие режиссеры в России так нарасхват, как Александр Котт – да и редко кто умеет снимать одинаково успешно в столь непохожих жанрах: в его фильмографии и самого разного рода сериалы, и лирическая комедия ЕХАЛИ ДВА ШОФЕРА, и эпическая БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ, и ЕЛКИ, и бескомпромиссное формалистское ИСПЫТАНИЕ. Потому, очевидно, еще до триумфа ИСПЫТАНИЯ на прошлом «Кинотавре» Котт уже умудрился завершить съемки очередного фильма с продюсером Екатериной Филипповой (НИКТО НЕ ЗНАЕТ ПРО СЕКС, ВСЕ УШЛИ, МАМА ДАРАГАЯ!). На этот раз режиссер исследует жанр психологической драмы. ИНСАЙТ построен на взаимодействии двух героев – неожиданно ослепшего Зуева и медсестры по имени Надежда, которая невольно становится его проводницей в жизнь, где значение имеет не обычное зрение, а умение обратить взгляд внутрь самого себя. Будучи несомненно авторской работой, фильм не боится апеллировать к сочувствию зрителя и пытается разобраться в том, что интересует каждого из нас – механизме души и непростом взаимодействии человеческих характеров.
Когда мы говорили в прошлом году про ИСПЫТАНИЕ, вы были заняты на съемках ИНСАЙТА. Работа над этими фильмами шла одновременно?
Нет, я снимал это кино прошлой весной, просто долго его монтировал. А снят фильм был еще до «Кинотавра». Так что они не наложились.
Многие критики, когда посмотрели ИСПЫТАНИЕ, были удивлены – до того все судили о вашем творчестве по БРЕСТСКОЙ КРЕПОСТИ, ЕЛКАМ, сериалам (хотя были у вас и короткометражные фильмы совсем другого формата). Вас это как-то удивило или задело?
Да нет… Это разные фильмы, разные подходы. БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ тоже была написана практически с нуля... Здесь одна история, там – другая. Я не такой режиссер, чтобы всю жизнь снимать одно кино. Меня интересует что-то разное в различные моменты, мне интересно ступать на территории, на которых я еще не был.
Вы говорили, что ИСПЫТАНИЕ было связано с вашей мечтой снять фильм без слов. А какую задачу вы хотели решить, когда взялись за ИНСАЙТ?
Мне захотелось сделать что-то более современное. Это камерная история, актерская, практически без слов. Сценарий был написан достаточно давно и вот получил возможность реализоваться.
А кто был инициатором – вы или продюсер Катя Филлипова?
Сначала был написан сценарий. У него изначально не было продюсера, я давал его почитать многим, и Кате Филлиповой оказалось это интересно.
Вам, должно быть, поступает много предложений от продюсеров. Как вы производите отбор?
От предложений в кино я сейчас отказываюсь – в том смысле, что я хочу снимать по своим сценариям. А что касается телевизионных проектов, то, конечно, я рассматриваю предложения от продюсеров.
В фильме ИНСАЙТ есть любопытный вызов: герой потерял зрение, а с другой стороны, кино – это же визуальное искусство.
Кино – это взгляд внутрь человека. То есть мы формально не ставили задачу показать, как видит слепой. Скорее мне было интересна психологическая драма двоих людей. Он незрячий, но видит гораздо больше, чем она, у которой есть зрение. Изображение подчинено артистам, а не формальному решению фильма в целом.
Говоря о фильме, вы использовали такую фразу: «Смотреть – не значит видеть». Речь как раз о внутреннем зрении?
Да, так и есть.
Поэтому вы решили поменять название? Раньше картина называлась ЗУЕВ И НАДЕЖДА, потом – СЛЕПАЯ ЛЮБОВЬ, сейчас – ИНСАЙТ. Это же психологический, психоаналитический термин.
Безусловно, название менялось вместе с фильмом. Мне больше всего нравилось название ЗУЕВ И НАДЕЖДА, потому что в кадре мы ни разу не произносим фамилию Зуев. Второе, СЛЕПАЯ ЛЮБОВЬ, формально как бы очень точное, но уже были картины с таким названием. Дело даже не в этом, кино не про это. Третье название мне понравилось, потому что оно острое. Когда человек что-то теряет, возникает нечто гораздо большее, чем то, что он потерял. В стрессовом состоянии человек как бы перерождается, становится другим. Если бы у него было все хорошо, ничего не изменилось бы, он жил бы, как обычно.
Правда ли, что в основе сценария лежит реальный случай?
Это не совсем про реальный случай, скорее сюжет вдохновлен реальным человеком. Не буду называть имя – его многие знают. Его отец был невидящим, во время войны потерял зрение, вернулся, и самое удивительное тут то, что наступило потом. Этот человек был жутким бабником и очень часто изменял жене. Вдумайтесь: в этом есть какое-то жизнелюбие. Потом он встретился с человеком, который ослеп в течение двух недель (сначала на один глаз, потом – на второй), и просто рассказал, как себя чувствует – как он переживал, как спасался, сказал, что он счастливый мужчина, потому что каждый вечер меняет женщин: сегодня это Анджелина Джоли, завтра – Сандра Буллок. Говорит: «Мне психолог сказал быть как в детстве, использовать фантазию». Это не значит, что моя история по инвалидов или про то, как плохо или хорошо в нашей стране. Человек влюбляется, не видя другого, по голосу, по запаху. Я думаю, что женщина может полюбить слепого потому, что она для него всегда будет принцессой.
Сложно было готовить Александра Яценко к роли слепого?
Не то что сложно – интересно. Мы ездили на завод, где работают невидящие, брали у них интервью. Главной задачей было найти взгляд, который убедил бы, что перед нами слепой человек. Потому что можно быть отличным артистом, но нужен такой взгляд, когда человек смотрит не мимо тебя, а как бы внутрь себя. Сложно объяснить эти нюансы. Но Саша – человек невероятной органики. Даже на пробах просто очень хорошо все сделал.
А почему вы снимали в Туле?
Город красивый, провинциальный, странный, среднестатистический. Наш герой – не герой, он среднестатистический человек, и город такой же, без какой-то точной привязки.
А в чем странность города?
Я имею в виду, что это не Москва. Это почти миллионник, и при этом у него свой облик, фактура. Москва не имеет своего лица.
Я слышал, вы сделаете версию фильма для слепых.
Да, такая версия будет, потому что они нам помогали. Вообще, это интересно, конечно. Есть переводчик, есть специальная аппаратура.
В голову приходят ассоциации с фильмом Мирослава Слабошпицкого ПЛЕМЯ. Понятно, что обе картины про разные вещи, может быть, даже некорректно равнять их, но все-таки там – про неслышащих, а у вас – про невидящих.
Да, я видел ПЛЕМЯ. Но это социальная драма, а у нас, мне кажется, больше история любви, хотя в ПЛЕМЕНИ любовь тоже есть. Это другое кино, более свободное плавание. Но в первую очередь это жесткая социальная драма.
А вы не любите жесткое социальное кино?
Нет, ПЛЕМЯ мне очень понравилось. Если я такое кино не снимал, это не значит, что я его не люблю. Есть социальные фильмы, которые вставляют. Например, ДУРАК Быкова – очень сильное кино. Не снимаю – это просто значит, что я не чувствую эту тему и боюсь сказать неправду. Если бы чувствовал, что знаю, о чем снять, если бы реально чем-то болел, если была бы возможность, то снял бы. Я сделал бы какую-то другую историю, скорее социальную драму о спортсменах, которых выкидывают через десять лет. Поюзали, а потом они уходят в цирк – практически умирать. Или вы видели, как бегут параолимпийцы, а перед ними идут люди с палочками? Параолимпийцы – герои, а мне интересны те, которые рядом. Тем очень много, но пока у меня не родилась история.
