Иэн Смит: «Я думаю, люди захотят услышать истории стойкости и храбрости, которые может рассказать Россия»
Всемирно известный кинопродюсер − о том, как России привлечь иностранных кинематографистов
В фильмографии продюсера Иэна Смита картины БЕЗУМНЫЙ МАКС: ДОРОГА ЯРОСТИ, ОСОБО ОПАСЕН, ФОНТАН, ДИТЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, ПЯТЫЙ ЭЛЕМЕНТ. Он стал одним из именитых спикеров 43-го Синепозиума Международной ассоциации кинокомиссий AFCI. БК поговорил с мистером Смитом о том, какими способами Россия может привлечь к себе больше иностранных съемочных групп, а также о профессии кинематографиста и актуальных тенденциях.
Вы первый раз в России?
Нет. Впервые я посетил Россию в 1974 году и был здесь несколько раз. Когда я приезжал в Санкт-Петербург, он назывался Ленинградом, это было довольно давно. Последний раз я приезжал в Россию с Тимуром Бекмамбетовым и фильмом ОСОБО ОПАСЕН, мы были в Москве.
Это единственная копродукция с Россией в вашей фильмографии?
Да. Хотя на самом деле это был проект Universal вне копродукции с Россией. Мы немного снимали в Москве, но основную часть съемок провели в Праге.
Почему именно в Чехии?
Потому что там хорошая инфраструктура и благоприятная налоговая среда, отличные специалисты, были идеальные локации для этого фильма. И мы могли все контролировать. Но мы вообще в то время серьезно Россию не рассматривали, потому что, насколько я знаю, страна тогда не предлагала услуг по производству и производственные объекты, по крайней мере, в такой степени, как сейчас.
Каким был ваш опыт съемок ОСОБО ОПАСЕН в России?
Это было очень коротко, я приезжал сюда, потому что компания Тимура Bazelevs базируется в Москве, мы делали много работы по визуальным эффектам. Вы знаете Бекмамбетова, его проекты?
Да, конечно.
Его фильмы НОЧНОЙ ДОЗОР и ДНЕВНОЙ ДОЗОР были просто невероятными. Я думаю, у России фантастический опыт в создании кино, много талантливых людей. Часть самых важных картин мирового кинематографа была снята здесь. У вас есть великие традиции благодаря таким людям, как Тарковский, Эйзенштейн, Пудовкин – все они были изумительными кинематографистами. Во времена моей молодости мы не могли по многу раз смотреть фильмы на видео, а должны были идти в кинотеатр. У нас в Глазго, где я вырос, был маленький кинотеатр, где показывали разные картины. И я шел туда, смотрел фильмы и запоминал их, записывал в тетрадь все, что видел, потому что, как я тогда думал, не смогу увидеть их снова. Русские подарили миру язык кино – монтаж, сила крупных планов. Сейчас я общаюсь с людьми, и они говорят, что снимают фильм, который можно показать только в России, за ее пределами никто его смотреть не будет. Это изменится. Я, конечно, знаком с творчеством совсем не многих современных российских кинематографистов, новижу, что здесь много талантливых людей. Некоторые показывали мне свои шоурилы, и по ним можно было увидеть, что профессиональный уровень очень высок – операторская работа, работа художника, актерская игра очень хорошие. Россия могла бы стать большим игроком глобального кинобизнеса. Единственная проблема – вопрос политических разногласий между Востоком и Западом. Надеюсь, это пройдет. Но хорошо, что Россия начинает двигаться в сторону глобального мира.
Немного жаль, что мы постоянно говорим о Тарковском и не можем назвать новых столь же значимых имен…
Да, это правда. Я понимаю, что это связано не только с моим возрастом, потому что я, конечно, рос на Тарковском и даже встречался с ним, чему был очень рад. Но также я интересовался польским кинематографом, чешским – я был подростком в 1960-х, и тогда мировое кино присутствовало на арене в гораздо большей степени, чем сейчас. У каждого места есть свой собственный характер. Русское кино было русским, ты понимал, что это оно. Это кино очень отличалось от польского, немецкого или французского. А сейчас мы стараемся быть более собирательными, во многих смыслах более похожими. Мне бы хотелось, чтобы молодые российские кинематографисты не пытались повторять фильмы, сделанные в Америке – экшн, приключение, хоррор, кровавое кино. Все это прекрасно, но мне бы хотелось видеть больше самобытных авторов.
Тенденция создавать похожие фильмы, глобализация – это хорошо или плохо?
С коммерческой точки зрения это хорошо, это помогает зарабатывать деньги и, кажется, удовлетворяет аудиторию. С точки зрения творчества это не очень здорово – молодые люди должны приходить в индустрию открытыми для возможностей. Но, говоря так, я думаю, что если кто-то действительно талантлив, он будет настоящим художником в любом случае, он найдет свой путь. Например, Тимур Бекмамбетов. Я думаю, что он – настоящий художник. И ему необходимо постоянно искать свое видение, свой способ рассказывать истории, нежели блюсти принципы голливудской системы. Но это очень сложный вопрос. Глобальные возможности могут быть очень опасными для индивидуальных высказываний.
Каким вы видите будущее? Эта тенденция продолжится или все будет как-то иначе?
Думаю, продолжится. Мне кажется, это телевизация мира… Раньше свое телевидение существовало в России, в Британии, во Франции. Сейчас оно глобальное, как и все остальное – такси, еда. Вместе с тем, думаю, мы увидим появление более локальных сетей, независимых кинотеатров. Чтобы люди могли выбрать как Netflix, так и что-то более специфическое. Возможно, что-то, созданное специально для Санкт-Петербурга, для Москвы, для Новгорода, например. Я надеюсь, что у нас будет эта возможность. И я думаю, что если бы правительства были просвещеннее, они бы поощряли это. Людям полезно видеть себя, а не только других. И людям это нравится, потому что хорошие российские фильмы зрители смотрят с удовольствием. И ведь чувство юмора в них российское. Юмор – интересная вещь, потому что он трудно передается. Что-то, что заставляет вас смеяться в России, люди во Франции не поймут. Конечно, если они не умеют понимать этот юмор. Я из Шотландии, и наш юмор отличается от английского. Иногда он срабатывает, но зачастую – нет. И я могу рассказать шутку, над которой все в Шотландии будут смеяться, но в Англии ее не поймут. Вместе с тем есть прекрасные комедии, которые успешно идут в других странах, которые, можно сказать, универсальны – но такое кино сложно сделать.
Юмор – очень интересная вещь. Потому что многие фильмы, которые стоят просмотра, могут не быть комедиями, не быть даже веселыми, но в них будет юмор, понимаете? Во времена Средневековья люди верили, что в воздухе перемещаются духи энергии, хорошей и плохой, и они звали их the humors. Поэтому the humors витали вокруг нас. И чувство юмора было способностью понять, когда человек находится в определенном состоянии. И когда вы рассказываете историю, любую историю, вы должны рассказать ее с «правильным» юмором. Это не просто про «ха-ха-ха». Даже если это драма или экшн, нужно понимать, что за очевидным скрываются необычные вещи. Мне кажется, Уэс Андерсон такой. Ты видишь кадр, и он кажется тебе смешным, но ты не понимаешь, почему. И он заставляет думать, погружаться в фильм. Зрителям это нравится. Люди любят быть вовлеченными в картину, а не просто смотреть ее. Это то, что делает работы Андерсона интересными. Иногда я задаюсь вопросом: это просто уловка или он действительно имел это в виду? Ты никогда не знаешь.
Вы сказали, что русские показывали вам шоурилы. Почему? Вы подумываете спродюсировать что-то в России или люди просто предлагают вам свои работы?
Думаю, если бы был проект, стоящий приезда в Россию, я бы, конечно, приехал без колебаний. Но мне кажется, что это проблематично. Нам нужно иметь уверенность. Если мы инвестируем в производство 100 миллионов долларов, мы не хотим проблем в середине процесса, потому что солдаты вторглись в Украину или Крым. Это всегда нас беспокоит. И не только в случае с Россией – сейчас проблемы немного иные, но похожие, в Китае. Если вы иностранный продюсер и работаете там, вы очень мало защищены в законодательном плане. Закон – единственная проблема. Команды в России профессиональные, есть таланты, инфраструктура, мы видели несколько студий в этой поездке – я уверен, что они хорошие. Дело не в этом. Еще места, такие как Санкт-Петербург, очень красивые. Но и здесь есть проблема, потому что если вы снимаете в Санкт-Петербурге, то местом действия может быть только этот город. Ну или разве что Франция в прошлом. Знаете, в Лондоне, например, у нас есть все – Америка, средневековая Европа, места на любой случай, и все это благодаря природе города. Москва, опять же, очень российская. И это, с одной стороны, впечатляет, но я ищу возможность получить множество разных видов. И я смотрю, сколько типов мест я могу получить. Потому что тогда фильм будет другим. Ты стараешься сохранять заинтересованность аудитории, меняя сеттинг, это важно.
Но, на мой взгляд, Москва довольно разнообразная. И у нас есть интересные города поменьше. Например, Выборг довольно средневековый и европейский, потому что он таким всегда и был.
Да, конечно, я не претендую на истину в последней инстанции. Когда я был молодым, я начинал карьеру как менеджер по локациям. И я знаю, что если ты откроешь дверь и заглянешь туда, то что-нибудь найдешь. И Россия, боже мой, такая огромная страна! И у вас есть все. В Сочи – пальмы, море… А Сибирь! Но это все-таки менее серьезный вопрос. Главное – безопасно ли для нас работать в политической системе, которая не соответствует нашей собственной. В Британии мы очень связаны с Америкой и в некоторой степени – с Европой. Это система, в которой мы работаем. Наше страхование, правовая система – все на этом базируется. И непросто приехать в такое место, как Россия, Китай или Индия. Я много работал в Индии. Это сумасшедшая страна, но она все-таки основана на британской системе. И мы вроде бы понимаем, как это работает, но они сумасшедшие. И ты должен знать, как с этим справляться, нельзя ожидать, что все будет так же, как если ты работаешь в Лондоне. Но я думаю, что с Россией будут работать, нужно только продолжать говорить о намерении стать частью мира больше, чем сейчас. Знаете, когда едешь по Невскому, видишь большое количество международных брендов, инвестиции уже приходят. И я уверен, что с кино- и телевизионным бизнесом будет так же.
Мы очень интенсивно разрабатываем систему рибейтов, кинокомиссий. Надеюсь, в будущем все будет гораздо лучше и проще.
Всем странам нужно открываться и присоединяться к остальному миру. Потому что в этих странах удивительные люди. Они прибывают из самых разных мест, их не так много, но они восхитительны. Потому что у них есть талант. Вы знаете Альфонсо Куарона? Мы с ним делали фильм ДИТЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ. Альфонсо – сложный человек, очень темпераментный, и он снимает кино так, что мы не можем понять, как это у него получается, если честно. Мы читаем сценарий, знаем, о чем фильм. Но он настаивает на деталях, на исполнении, которые поднимают кино на другой уровень. И для меня в этом чудо данного бизнеса. Магия создания чего-то, что начинается с земных вещей и затем взлетает. И ты еще не успел это понять, а оно уже летит. Ты предлагаешь фильм зрителям – и, боже мой, им он нравится! Это что-то особенное. Сейчас, с Netflix и стримингом, мы должны искать таких людей, где бы они ни были. Возможно, в Сибири есть восьмилетний писатель, который может стать лучшим сценаристом, который когда-либо был в России – кто знает? А может, и нет. Я думаю, что при развитии бизнеса на повестке дня должны стоять развитие навыков и талантов, а также поиск людей. Это совсем как в спорте. Как находишь самого быстрого бегуна, так же находишь и лучшего сценариста или режиссера. Кого-то находишь сам, кого-то замечаешь в киношколах. Кто-то будет очень хорош, а многие другие покажутся средними – это не их вина. Но где-то может найтись и гений.
В наследство от советской системы нам досталась некоторая неповоротливость, у нас только-только начали появляться предприимчивые люди. Такие как Валерий Купеев, который привел Синепозиум в Россию. Он понимает: чтобы в перспективе зарабатывать деньги, Россия должна запускать кинокомиссии – и кинематографистам это тоже многое даст. Но не все мыслят в таком ключе, не все думают наперед.
Советская система казалась нам немыслимой. Я помню своего друга, итальянского продюсера, который делал копродукцию с Советским Союзом. Они снимали здесь, в Санкт-Петербурге, или Ленинграде, как линкор возвращается с победой. И им нужно было, чтобы огромные толпы людей размахивали флагами, пока корабль подходит. Продюсер присутствовал на производственном собрании и спросил: «Сколько народу будет в толпе?» Потому что в Европе мы нанимаем массовку. Но в Советском Союзе людям просто говорили прийти, и все. Через три месяца к продюсеру подошел человек с бумагой, где было написано «274 120». Это они посчитали, сколько людей пришло, потому что продюсер задал такой вопрос. Для нас это забавно. И у них в расписании было написано «64». Мой друг сказал: «Не уверен, что мы сможем снять это кино за 64 дня». «О нет, 64 недели!» Все совсем по-другому. Мы гораздо быстрее, мы пониманием, что тратим деньги и нужно двигаться с большой скоростью. Это довольно тяжело, и люди учатся так работать. Если вы делаете телевизионный проект, то снимаете до 8 минут в день. Для художественных фильмов это обычно 2 минуты в день. А в советских фильмах это была, наверно, половина минуты. Иногда такой подход давал определенное качество. Например, АНДРЕЙ РУБЛЕВ – потрясающее произведение, такое невозможно снять сейчас. Потому что Андрей Тарковский требовал много времени, чтобы все было правильно. Это классика. Мне нравится колокольный звон. Это как создание фильма – зазвонит ли этот колокол?
Советские режиссеры жили в условиях цензуры, но у них был доступ к средствам на производство и другие возможности.
Художник был политическим существом внутри системы. А у нас художник всегда был вне системы. Были официальные художники, но не в том ключе, как в Советском Союзе. Я больше социалист, чем кто-либо еще, я не тот, кого в Британии зовут консерватором. Но я нахожу, что в СССР с контролем над всей страной был перебор, не было воздуха. Но сейчас Москва – это почти Лас-Вегас. ГУМ весь в огнях. Когда я оказался там в первый раз, огней не было, он представлял собой просто большое здание. Это была система, которая должна была измениться. Но если раньше была государственная цензура, то сейчас режиссеры иногда на всякий случай цензурируют сами себя. Помещаешь самого себя в тюрьму. Но это везде так, даже на Западе. Там хоть и нет очевидного политического давления, но есть давление истеблишмента. И если ты хочешь делать антиистеблишмент, то должен найти альтернативный путь. Потому что система, например, BBC в Лондоне, правительственные фонды и так далее, просто не сделает этого, ну или в редких случаях. Это не прямое политическое вмешательство, но это тоже контроль.
Ладно, давайте лучше поговорим о британской кинокомиссии. Вы до сих пор на нее работаете?
Да, я председатель комиссии. Вообще моя работа – продюсирование. Но это добровольная позиция, и я возглавляю группу людей со всех уголков Великобритании. Наша задача – приводить продакшны в свою страну.
На какой стадии развития британская кинокомиссия находится сейчас? Как много фильмов снимается, сколько студий работает с вами? Есть ли какая-то статистика?
У нас ничего такого нет. Мы просто стратегическое агентство. Мы в контакте со студиями, с дистрибьюторскими компаниями, со всеми участниками индустрии. И они информируют нас, на что они рассчитывают, а мы даем им стратегическое руководство и потом работаем, в частности, с Голливудом, продвигая идею о том, чтобы голливудские фильмы снимались в Великобритании. Многие голливудские проекты были сделаны у нас: ЗВЕЗДНЫЕ ВОЙНЫ, все фильмы Marvel. Знаете, это большой бизнес для нашей индустрии, и он приносит 3 миллиарда фунтов в год. Людям платят, они могут дать образование своим детям, иметь крышу над головой – это важно. Но кроме этого, есть и вопрос того, как мы поддерживаем нашу британскую индустрию, как мы помогаем нашим независимым кинематографистам, нежели чем только делать большие блокбастеры. И это кажется мне очень интересным.
Можете ли вы дать какой-то совет нашему молодому направлению кинокомиссий? Как привлекать съемки в Россию?
Во-первых, для этого требуется время. Это не год-два, это двадцать лет. И все это о человеческих отношениях, о том, чтобы люди знали друг друга и доверяли. События вроде Синепозиума хороши, потому что все мы формируем мнения, мы вернемся и будем спрашивать: «Эй, что ты думаешь о России?» Но этот процесс занимает время. Очень важно увязать комиссии с тренингами и обучением. Потому что чем искуснее твои навыки, креативные таланты и технические способности, тем ты более надежный. Потому что мы не хотим привозить с собой 200 человек, когда приезжаем в Россию – это 200 номеров в отеле каждую ночь, питание, стирка и прочее. Мы лучше будем работать с местными командами. И чем больше они развиты, чем быстрее они начинают применять новые технологии, которые так быстро меняются, тем лучше. По тому, что я слышу, мне кажется, что у людей много способностей. Я не думаю, что вы далеки от того, чтобы достичь поставленной цели. Но это важно. Думаю, налоговая среда очень важна, как и стимулирующие меры. В мире сейчас много таких мер. Если посмотреть на карту, то в Южной Африке 25 процентов возвращается от средств, потраченных на этой территории, в Санто-Доминго и Австралии – 40 процентов. Причина, по которой это делается – это приносит, возможно, в 3–5 раз больше за счет налогового дохода. В Британии налоговые льготы составляют около 25 процентов. И мы доказали, что доходы для национальной налоговой инспекции в 12,5 раз выше. Министерство финансов счастливо. Они рады платить крупные суммы, чтобы получать еще больше. И сейчас Disney переезжает в Pinewood Studios, Netflix – в Shepperton Studios, Warner Bros. находится в Elstree Studios, и внезапно Лондон стал Голливудом.
Почему это происходит?
Во-первых, у Британии долгая традиция качественного кинопроизводства. Во-вторых, мы говорим по-английски. В-третьих, наше государство поддерживает индустрию созданием мер налоговых возвратов и дало нам хорошее соотношение цены и качества. Также валютный курс с долларом очень удобный. Из-за Брекзита фунт стал довольно дешевым по отношению к доллару. И на каждый потраченный доллар компании получают много. Это хорошая сделка. И также у нас большая история драматургии, актерского мастерства, таланты, производство костюмов, декораций. Это люди, которых мы обучили не вчера – у некоторых еще отцы и деды работали в этом бизнесе. Об этом можно долго говорить, но вообще суть в том, что голливудские студии знают: сотрудничать с Британией безопасно. Мы строим много съемочных площадок, но сейчас будет появляться все больше и больше возможностей для съемок в Европе и в России.
Какие еще страны безопасные?
Канада, Южная Африка, Австралия, на удивление хорошо в Марокко, потому что их король любит кино. Другие места не такие безопасные, но ты отправишься туда, если будет нужно. Мне нравится Румыния, мы сделали там фильм ХОЛОДНАЯ ГОРА, и правительство страны очень нас поддерживало, они не подводили, держали обещания. Если честно, дело в основном в правительстве. Если я поеду в Китай и увижу людей из кинобизнеса, то смогу сказать, кем они работают, просто взглянув на них. Есть что-то магическое в том, как мы делаем фильмы. Звукооператор в Китае выглядит совсем так же, как в Лондоне. Уверен, что то же самое и здесь. Команда – не проблема. Проблема в том, обезопасен ли ты в административном плане.
Мы слышали, что в Америке беспокоятся из-за того, что летом многие независимые фильмы провалились. Да и вообще такой контент уже проще смотреть на условном Netflix. Вы видите такую тенденцию? К чему она приведет?
Да, думаю, мы проходим сейчас сложный период, когда независимое кино будет страдать. Люди снимают его без достаточного количества денег. Деньги важны, ведь многое в фильме нужно делать как следует. Но я уверен, что мы увидим, как крупный бизнес начнет поддерживать мелкий. Потому что из маленького бизнеса приходят таланты, идеи, инновации. И если у больших компаний не будет этого, они погибнут, люди не будут смотреть их кино. Мы уже видим, что блокбастеры до сих пор зарабатывают много денег, но начинают терять зрителей. Потому что студии делают один и тот же фильм снова и снова, и зритель говорит: «Я уже видел это!» Независимость очень важна. Я стараюсь все больше помогать молодым кинематографистам, защищать их, когда есть возможность. Это очень жесткий бизнес.
И в кинотеатры разнообразие фильмов притягивает больше людей, нельзя работать только блокбастерами.
Работать только блокбастерами – это не бизнес. Люди хотят видеть контент, но нуждаются и в чем-то новом. Американский драматург Артур Миллер писал: «Дайте зрителю то, что он хочет, но в таком виде, в каком он меньше всего ожидал». В этом и фокус. И проблема в том, что многие блокбастеры забывают о второй части, и это неприемлемо. Нужно продолжать изобретать новое.
Многие независимые фильмы тоже не дают ни масштаба, ни чего-то нового.
Но маленький фильм может изменить мир. В истории много таких картин, которые сделали своих создателей известными. Я постоянно общаюсь с молодыми кинематографистами и советую им не пытаться сделать то же, что в больших фильмах. Рассказывайте свои истории в комнате, снимайте на телефон. Создавайте ваше собственное кино. В конце концов, этот бизнес именно об этом – о рассказывании историй. И если ты можешь рассказать историю с помощью телефона, то ты сможешь сделать это и с командой в тысячу человек.
Интересно, что сейчас развиваются веб-сериалы, более свободные от ограничений.
Но, к сожалению, большинство молодых сейчас очень много заимствует из того, что когда-то видели. Они не оригинальны. И мы возвращаемся к той же мысли: где-то в Сибири есть мальчик, который станет величайшим сценаристом, когда-либо живущим в России. Кто знает, как его найти? Как он поймет, что нужно вы брать именно эту профессию? Это очень сложно.
Но у всех сейчас, по крайней мере, есть доступ к информации.
Да, и через Интернет люди могут узнавать о киношколах. Но есть школы, который очень зарегулированы и дисциплинированы. Это в какой-то мере хорошо. Есть и другие, гораздо более экспрессивные, где людей мотивируют мыслить нестандартно, и это, я думаю, так же важно. Фильм – это как война между искусством и деньгами. И эти две вещи вступают в противоречие. И если вы сможете объединить эту энергию, чтобы деньги помогали искусству, а искусство – деньгам, тогда вы делаете кино.
Фильм ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ такой. И, конечно, ты прямо видишь на экране деньги.
Я точно его посмотрю. Понятно, что за все нужно платить. Люди приходят работать, и ты должен им платить. Ты можешь снять фильм без денег, но обычно такие картины проходят незамеченными. Ты должен предложить аудитории что-то особенное. Зритель – король.
Каким вы видите будущее со стриминговыми сервисами?
Думаю, будущее уже здесь. И студии сейчас меняют способы работы, бизнес-модели. Disney – крупнейшая студия в Голливуде. Если сложить все остальные студии вместе, Disney все равно будет больше. И они запустили Disney+, большой Netflix за ту же цену. Начинается война. Warner, Comcast, Google, Amazon, Apple вступают в борьбу за экраны компьютеров и телевизоров. Кто-то умрет, все вместе выжить не смогут. Будет битва между всеми этими компаниями. Netflix был блестящей идеей 8–10 лет назад, они начали все это и у них 150 миллионов подписчиков в 190 странах –это невероятно. Но у них огромные долги. Они пытаются сделать то же, что Amazon, но Amazon был один, с ним никто не конкурировал, другие книготорговые компании не могли этого делать. И Amazon понадобилось 10–12 лет, чтобы начать получать прибыль. А Netflix сейчас будет против всех. Интересно посмотреть, выживет ли он. Возможно, его кто-то купит. Но в любом случае я думаю, что все стриминговые сервисы нуждаются в продукте, поэтому здесь есть возможности для продюсеров, кинематографистов, творцов.
Выживут ли офлайн-кинотеатры?
Думаю, кинотеатры выживут потому, что блокбастеры любят большой экран. В центрах городов будет 1–3 больших кинотеатра. Площадки поменьше изменятся и станут напоминать французские синематеки, когда заведение является отражением того места, где оно находится. Я часто задумываюсь о том, чтобы на пенсии открыть маленький кинотеатр в моем родном городе в Шотландии, чтобы я мог показывать там фильмы, которые люблю. Я могу, и это важно для меня, чувствовать людей в этой местности. Ты узнаешь, как они хотят провести вечер, и даешь им вечер, где есть хорошее вино, здоровая еда, разговоры и фильм. Это напоминает клуб. И у такого места может быть разный характер в зависимости от того, где оно находится. Несомненно, в Британии это произойдет, и независимое кино снова начнет появляться. Потому что люди хотят иметь выбор, как вы и сказали, они хотят не только блокбастеры, но и что-то более интересное.
А телевидение?
Телевидение уже, особенно на Западе, переживает не лучшие времена. Это реальность. Даже спорт уже не на бесплатном ТВ, а на платном. Я думаю, телевидение станет дешевым, там будут новости и спорт. Но оно больше не может позволить себе драму. Они снимают драматические проекты, но один-два в год. В основном они их покупают.
Как будет развиваться кинематография в восточных странах?
Восточная Европа и Россия всегда делали хорошие фильмы. У России и русских есть некая жесткость. Я не имею в виду гангстеров и жестокость, я хочу сказать, что истории стойкости и храбрости, которые есть в России, ждут, чтобы их рассказали. И я думаю, что людям будет интересно услышать эти истории. Знаете, я люблю Венгрию, у меня там много друзей. Но они делают самые меланхоличные фильмы на свете. И я жду, когда они пройдут через этот период, эту посткоммунистическую депрессию, тоску. Они должны делать это, должны рассказывать истории о том, как вырезали целые деревни и так далее. Но я уже вижу, что молодые венгерские кинематографисты начинают идти дальше. И когда период будет окончательно пройден, думаю, даже в этой отдельной стране появятся все виды самых фантастических историй и разные способы их рассказывания. И матушка Россия! Только подумайте, это же фантастика.
Нам тоже нужно еще пережить распад Советского Союза и то, что было после.
Каждая страна так или иначе через это проходит. Прямо сейчас это происходит в Великобритании из-за Брекзита. Это довольно больно для нас. Я предпочитаю быть европейцем. И то, что творится сейчас с нашей страной, вызывает ярость. Но это часть процесса роста, мы в середине исторического этапа. И Россия сейчас тоже проходит свой исторический этап. Все изменится. Важно продолжать делать кино, и, если возможно, именно хорошее кино.
Как вы оцениваете положение дел британской и глобальной киноиндустрии, бокс-офис?
Бокс-офис всегда был мерой успеха фильма, но это начинает меняться, потому что большие поступления приходят из онлайна. Но кинотеатральные сборы по-прежнему важны. С БЕЗУМНЫМ МАКСОМ мы собрали кассу около 400 миллионов долларов. Это хорошо, но фильм сделал много больше с тех пор благодаря продажам в онлайн. Поэтому деньги приходят, и это важно, а как это измерить? В конце концов, как продюсер я верю, что есть только два типа фильмов – хорошие и плохие. И людям это не нравится, их это пугает. Но если ты много и с умом работаешь, то, возможно, сделаешь хороший фильм. А если нет, то сделаешь плохой. Плохие фильмы делать легко.
А как найти деньги на плохое кино? Если ты их нашел, то уже, наверное, можешь считаться неглупым.
Да, но это все еще не создание фильма. На самом деле у некоторых людей больше денег, чем вы можете себе представить, и они снимают ужасное кино. Это все очень сложно. Я делал фильмы с лучшими командами, с достаточным количеством денег, и все шло прекрасно, но кино не получалось. Это как мертворожденный ребенок. И ты думаешь: не лучше ли тебе пойти водить автобус вместо всего этого? Потому что когда аудитория отворачивается от твоего фильма, это страшно, ты ощущаешь ужасное одиночество. Но, с другой стороны, когда ты впервые показываешь свое кино зрителям и чувствуешь, что оно им нравится… Внезапно все потраченные на него годы вознаграждаются. И ты понимаешь, что у тебя самая лучшая работа в мире. Думаю, мы постоянно меняемся и нам нужно постоянно меняться. Я не молод, но знаю, что у меня есть возможность менять способ мышления, быть открытым. Если я закроюсь – я умру. Но если я открыт, особенно с молодежью, и слушаю ту чушь, которую они несут, в какой-то момент я понимаю, что в их словах есть что-то мощное. Если ты открыт, то можешь использовать весь свой опыт, чтобы помочь. Сейчас я работаю с группой авторов из Лос-Анджелеса, которые написали сценарий о Шотландии. Они прислали его мне, я его прочитал. Он не очень хороший, но я вижу, чего они хотят добиться. И я учу их думать по-другому. Я говорю им, не что писать, а как мыслить, как настроить свои умы, чтобы высвободить креативность. Они креативные. И я уверен, что они могут сделать хороший фильм, довольно небольшой. Я думаю, это важно. Я считаю, у нас прекрасный бизнес, правда. Какая привилегия! Можете ли вы представить себе более «настоящую» работу?
Я иногда размышляю о том, как люди могут смотреть фильмы в кинотеатрах и потом возвращаться на свои работы, не связанные с кино. Я не понимаю этого.
Но кино – большая отдушина для людей. В Глазго, моем родном городе, самый большой кинотеатр в Европе на 4000 мест, и я помню, как ходил туда. Я всегда садился на самый первый ряд, что довольно глупо, но я считал, что лучше сидеть поближе. И я помню, как смотрел назад, на других зрителей, и видел 4000 лиц. Магия!
Какие у вас планы? Вы что-то продюсируете сейчас?
Да, я занимаюсь развитием проектов. Мы должны были снимать фильм в начале сентября, но столкнулись с финансовыми трудностями и проблемами с режиссером, поэтому я отодвинул старт на следующий год. И еще я занимаюсь телевизионным сериалом высокого уровня, основанном на известной книге, развиваю триллер, действие которого происходит в Мюнхене. Еще есть проект Oktoberfest – история путешествия внутрь самого себя, чтобы узнать правду. Не могу сказать больше. Также люди приходят ко мне со своими проектами, и иногда меня что-то цепляет. Еще есть «призраки», фильмы, которые я хотел бы сделать, но не знаю, как. И я надеюсь, что однажды что-то начнет соединяться. Я думаю, что должно быть несколько хороших картин о блокаде Ленинграда. Такие проекты были, но не самые великие, не от крупных режиссеров. Возможно, это может быть большой сериал. Есть у вас такой?
Не уверена. Вообще лично я устала от войны в кино.
Я могу это понять. Но фокус в том, что это должно быть кино не о войне, а о людях.
Как «Чернобыль»?
Да. «Чернобыль» показывает, что люди оставались людьми даже внутри системы. А сам Чернобыль – это Макгаффин, то, что важно для героев, но не так важно для зрителей. Зрители знают о Чернобыле. Им интересны люди и то, что с ними произошло. Сериал очень человечный. Даже советские судьи там – я чувствовал, что это реальные люди, не модели, а настоящие мужчины и женщины. Думаю, когда ты видишь это, история становится более мощной, потому что ты начинаешь понимать, что случилось и как это произошло. Ни одна история не является правдой. Но если там есть общая правда – это хорошо.
