Валерия Гай Германика: «Я потеряла взаимопонимание со сценаристами, с которыми работала прежде»

Режиссер фильма «Мысленный волк» − о своем проекте-участнике «Кинотавра»

Название фильма совпадает с названием песни «Смысловых галлюцинаций», для которых вы когда-то сняли одноименный клип. Это ведь неслучайно?

Я не только сняла им клип, я написала саму песню. Меня волнуют, например, библейские образы, которые заставляют меня думать, фантазировать на свои темы. Так я написала эту песню и отправила ее «Смысловым галлюцинациям», и им очень понравилось. Но я продолжала размышлять на эту тему, моя мысль пришла к какому-то катарсису – и я придумала идею для сценария. Движение этой мысли очень сложно объяснить, это просто этапы моего развития, которые, можно сказать, друг с другом не соотносятся.

Сценарий для фильма написал Юрий Арабов. Почему вы обратились на этот раз именно к нему?

Это сложная история. Я не могу войти в такую колею, когда снимаешь по одному фильму в два года, как многие режиссеры. Например, я долго не могла найти правильного сценариста. Я потеряла взаимопонимание со сценаристами, с которыми работала прежде, и вообще я хотела чего-то другого – это тоже субъективный фактор. Со своей идеей я приходила ко многим авторам, но здесь существует проблема культурного кода: когда я говорила про мысленного волка, для многих этот образ оказался оборотнем на кладбище. Просто такова культурная ситуация в стране. Мне посоветовали обратиться к Арабову – и он понял меня с первого раза. Другое дело, что написанный им сценарий – очень тяжелый материал с жесткой конструкцией, где невозможно импровизировать. Скажу, что я учла этот опыт, сейчас написала сценарий с иностранцем, американским автором, потому что поняла: чтобы снять хорошо по русскому сценарию, нужно быть гением.

В фильме появляются элементы хоррора, триллера – но в итоге по мере развития сюжета он наполняется совсем другим содержанием. Вы изначально планировали игру с жанрами, выстраивание сложной драматургической конструкции?

Изначально – нет. Но в итоге получился эксперимент: авторский фильм с жанровыми элементами, который преобразуется в некую притчу с практически эсхатологическими мотивами. Когда я заказывала сценарий, то не понимала, что выйдет так, хотела чего-то более простого. Сценарист в итоге преобразовал, усложнил идею, но переделать сценарий было уже невозможно, потому что он уже жил своей жизнью. Такое бывает: сделаешь фильм – и его никак уже не оперируешь, он живет уже сам. Так и со сценарием. Я сначала пыталась снимать, использовать разные приемы (при этом мне никто не помогал – потому что у нас никто не умеет эти приемы использовать), но ничего не получалось, хоть я и очень старалась. Например, у Арабова был саспенс, он умеет его писать – я тоже пыталась, но не все вышло. Мне это было интересно как эксперимент, получилась сложная картина, над которой нужно много думать. Это художественное кино, а не социальная драма, которую я вроде хорошо делала, но которая мне надоела. Я буду двигаться в направлении именно такого художественного кино.

Вы говорили, что одна из главных тем фильма – страх. О каком страхе вы думали прежде всего: о страхе вообще, о страхе перед смертью, перед жизнью, перед Богом?

Страх бывает разный, но он все-таки страх. То, что ты ощущаешь перед Богом, нельзя назвать страхом: если сказать пафосно – это священный трепет, а если проще – это страх перед родителями. Если говорить здесь о страхе – это то, что дает тебе сомнения, то, что тебя искушает, не позволяет доверять Богу. Это тот самый мысленный волк, который приходит смутить тебя, чтобы ты не жил, а боялся. То есть если ты не предоставляешь ситуацию воле божьей, ты боишься: выйти на улицу, лететь на самолете и так далее. Это я говорю как православная – другие люди называют это не божьей волей, а, например, вселенной, судьбой, кармой.

Образы в фильме трактуют по-разному. Кто-то действительно явственно видит в нем темы рая, ада, Бога.

Ну да, они там присутствуют. В фильме заложены определенные коды, четкая культурная конструкция, которая совершенно ясна человеку, способному ее прочитать и воспринять. Для кого-то это фильм про отношения матери и дочери – и это тоже очень интересно, задеваются очень важные внутренние вопросы. Фильм не про то, что происходит снаружи, он не о том, как мы, например, идем по улице и нас окружают дома и деревья. Все происходящее в фильме происходит внутри героев.

Вы довольно долго работали над фильмом, только съемки затянулись на два года. Почему в итоге его главным продюсером стали вы сама?

Это тоже сложная история. Производством сначала занималась другая компания, у которой было свое видение производственного процесса – и поэтому съемки переносились несколько раз, долго шел монтаж. А тем временем, пока я работала наемным режиссером, получилось так, что открыла свою компанию – такое семейное дело, которое я собираюсь развивать. Мы заключили договор, фильм перешел ко мне, и я занялась его переделыванием. Как продюсер я попыталась его улучшить. Хотя когда стала продюсировать, поняла, что это субъективная вещь, и начала понимать продюсеров, которые говорят, что знают, как сделать лучше. Но я тоже знаю, как лучше, и насколько смогла, я его исправила. Например, пересняла сцены, которые мне не нравились, сделала новую графику, переделала полностью монтаж. Я очень хотела работать с Ваней Лебедевым – и в итоге смонтировала фильм с ним. Он стал действительно моим – и это первый проект моей компании.

А какие изменения происходили с кастингом по мере подготовки?

Концепция кастинга менялась несколько раз. Собирались взять одних актеров, думали о других, а снимали третьих. Все это происходило само собой, очень органично – как это обычно и бывает. Потом смотришь и думаешь, что делал фильм в состоянии определенного транса, и не понимаешь, как это все произошло. Процесс очень загадочный.

Вы же собирались снять много сцен одним кадром?

Нет, только когда мы переснимали, пришел новый оператор Морад Абдель Фаттах и принес новую концепцию, которую мы приняли. Мы сняли одним кадром первую и последнюю сцену – и еще одну в середине. На самом деле это старинный прием, я давно снимаю однокадровые сцены и не вижу в них ничего особенного.

Вы часто используете в фильмах песни, но на этот раз собирались написать более эпическую музыку.

Вообще, у нас мало музыки – только в конце. Игорь Вдовин написал нам хорошую музыку, которой я очень довольна и хотела бы с ним работать и дальше.