Нигина Сайфуллаева: «Я только-только прошла путь взросления, и пока меня это все ужасно волнует»

Режиссер «Как меня зовут» – о том, как непредсказуемость среды оживляет не только фоны, но и актеров

Несмотря на то, что эта картина – полнометражный дебют Нигины Сайфуллаевой, на «Кинотавре» она, можно сказать, уже постоянная участница – здесь побывали ее короткометражные работы «Хочу с тобой» и «Шиповник», а собственно проект КАК МЕНЯ ЗОВУТ (тогда еще под названием «Штормовое предупреждение») участвовал в питчинге. Героини нового фильма режиссера, две семнадцатилетние подружки, отправляются в путешествие к морю, в крымский городок, где живет отец одной из них. Воспользовавшись тем, что он никогда не видел дочь, девушки меняются ролями. Сайфуллаева уже привычно изучает подростковую, а точнее, девичью психологию, обращая свое исследование в романтическую драму, не лишенную легкого эротизма, и, по словам программного директора «Кинотавра» Ситоры Алиевой, одну из самых зрительских картин конкурса.

Ваш проект принимал участие в питчинге «Кинотавра». Какую это отразилось на его будущем?

По-моему, питчинг – очень важная штука для развития проекта. Помимо равноправной конфигурации режиссера и продюсера это еще и внутренний стимулятор. Заявив вслух, что ты делаешь кино, ты как бы женишься при свидетелях.

Именно благодаря питчингу ваш полнометражный дебют продюсировала компания ПРОФИТ?

Думаю, что питчинг стал отправной точкой, но допускаю, что мы нашли бы друг друга и в иных обстоятельствах.

Сколько времени заняла работа над сценарием? Как он менялся – особенно после питчинга, появления ПРОФИТа, начала съемок?

На создание сценария ушло около года. Конечно, в процессе работы он трансформировался, как и любой другой. Компания ПРОФИТ появилась на этапе синопсиса, поэтому сценарий мы писали вместе – он не менялся, он создавался. И участие ПРОФИТа очевидно шло нам на пользу. А после начала съемок ничего уже особенно не менялось. Я придерживаюсь той концепции, что сценарий – это железная конструкция, и нельзя приступать к съемкам, если он не завершен, ведь на площадке совсем нет времени на новые идеи, связанные с изменением сюжета и мотивировок персонажей. Очень важно закончить этот процесс еще до съемочного периода. В этом смысле мы очень хорошо подготовились.

Как началось ваше сотрудничество со сценаристом Любовью Мульменко?

Я познакомилась с ней благодаря ее гениальным текстам. Некоторое время я искала соавтора, и только работы Любови попали в меня с точностью баллистической ракеты. Тонкость и точность слова – редкий дар. У меня была история и персонажи, а также точно сформулированная тема. Мульменко присоединилась вот на этом самом этапе.

Почему вы отказались от названия «Штормовое предупреждение»?

Оно было придумано на этапе синопсиса, где был и шторм, и много чего еще. Но в процессе написания сценарий утончался, мы отказывались от любых «жирных» решений. Соответственно, шторм ушел, и его переносное значение – тоже. Название просто перестало подходить. И вообще, оно очевидно больше годится для фильма-катастрофы.

Вашей картине приписывают элементы эротической драмы. Насколько, по-вашему, она «целомудренна» для сегодняшней России – в свете законов, ограничивающих появление в кино примет реальной жизни? Например, сейчас одним из условий многих продюсеров становится отсутствие мата в фильме.

Современные законы действительно порой лишают нас возможности отражать действительность. Такая политика сейчас – миф как бы важнее правды. В моем фильме мата нет, и это не было изначальным решением. Раньше он был, и в большом количестве – и я, и Люба очень любим и ценим это дело. Но, видимо, умные люди обладают чутьем: наши продюсеры и мои мастера с ВКСР убедили нас, что стоит попробовать без него, и если мы что-то потеряем, то будем бороться, если нет – то оно и к лучшему. К нашему удивлению, практически ничего не ушло. Разве что филологически все стало скромнее. Насчет эротики – она в фильме есть в довольно целомудренном виде, ровно в таком, в каком она там необходима. Но здесь же не поймешь: для одного это будет слишком, другой решит, что это просто детские забавы. На съемках мы, конечно, не могли удержаться и позволяли себе, скажем так, удивительные кадры. В итоге где-то они оказались просто лишними, а где-то прекрасно сработали. Вполне возможно, мы выложим в Сеть то, что не вошло в картину, и порадуем смелых зрителей.

У фильма есть определенное сходство с вашим короткометражным «Шиповником». Почему вас интересует тема женского взросления? И насколько эта картина для вас личная?

Скажем так: вы увидите сходство со всеми моими фильмами, а точнее – это будет сходство со мной. Я ведь только-только прошла этот путь взросления, и пока меня это все ужасно волнует, кажется важным. А главное – свежо в памяти. Наверное, дальше будет что-то меняться – как минимум возраст героинь. Ведь я расту, и они вместе со мной. Но переоценивать автобиографичность фильма не стоит. Это собирательная история, полностью выдуманная, но, безусловно, основанная на внутренних переживаниях. Оказалось, что они близки очень многим девушкам. Я апеллирую и к своей съемочной группе, и к большому количеству девчонок на кастинге, которые рассказывали свои удивительные истории.

Вы снимали некоторые эпизоды в документальной среде. Почему вы прибегли к этому приему? Насколько это было сложно?

Конкретно мы снимали некоторые сцены на Казантипе. И было важно наконец снять нормальную тусовку, настоящую. А то что ни фильм, то очевидная лажа с этой фактурой. Но, конечно, причина была не только в этом. Я очень давно мечтала попробовать такие условия работы. И теперь мечтаю снять фильм целиком в документальной среде. Это оказался удивительный опыт. Непредсказуемость среды очень оживляет не только фоны, но и актеров, и режиссера. Да, много сложностей, но эффект ни на что не похож. Для актеров это была особенно сложная задача, так как мы снимали сексуальную сцену и, конечно, этот огромный зрительный зал из малоадекватных отдыхающих – настоящее испытание. Но я уверена, что они этот опыт не променяют ни на что.

Не получилось ли так, что крымские реалии фильма внезапно устарели, стали в определенном смысле «ретро»? И не случится ли такого, что в сегодняшней атмосфере картина непреднамеренно приобретет некоторую политическую окраску?

Мы выбрали Крым, потому что там тепло, море, инжир и персики. Сейчас тема Крыма, безусловно, стоит очень остро, и я не понимаю, чем для нас это обернется. Политики в нашем фильме нет ни капли, но историчность – да, вы правы: действие происходит до событий на Майдане, это будет заметно. Вероятно, наш фильм – один из последних снятых в украинском Крыму. Но со временем тема уйдет на второй план и этот вопрос не будет возникать.

Вы считаете, что снимаете кино для массового зрителя?

Я не считаю, что снимаю кино для массового зрителя. Только я это говорю, не задрав нос, а наоборот. Я бы хотела, чтобы наше кино могло заинтересовать широкую аудиторию, но не могу оценить здесь свои шансы. По моим ощущениям наш фильм не сработает на всех, то есть это не такое «кино для площади». Но тезис о том, что кино – искусство массовое, я полностью поддерживаю, и поэтому хочу, чтобы нашу картину смотрели, а не обсуждали в кулуарах шесть человек. А вообще, оценить ее потенциал мы сможем со временем. Например, «Шиповник» в Интернете набрал уже более 200 тысяч просмотров, мне кажется, это очень много для тридцатиминутной короткометражки, не то чтобы жанровой. Но изначально я была уверена в ее непопулярности. Надеюсь, что со своим новым фильмом я так же ошибусь.