Ситора Алиева: «Кинотавр» – это не ВДНХ»
Программный директор фестиваля – о новой реальности кинопроцесса, особенностях аудитории в Сочи и многом другом
Дебюты всегда неизменно составляли львиную долю конкурса «Кинотавра». Но прошлогодний и нынешний фестиваль продемонстрировали, что в российский кинематограф пришло совершенно новое поколение режиссеров (даже несмотря на участие ветеранов еще «рудинштейновского» «Кинотавра» Павла Чухрая и Юрия Грымова, а также «Кинотавра» нового – Юсупа Разыкова и Бориса Хлебникова). Это авторы с иным взглядом на кинематограф и кинопроизводство, с иным отношением к российской современности, а те, кто еще несколько лет назад считались дебютантами, вдруг обрели статус учителей и даже классиков. Программный директор «Кинотавра» Ситора Алиева рассказала БК о новой реальности кинопроцесса, о наступлении регионов и документального кино, об эволюции сериалов, об особенностях аудитории в Сочи и о том, какое место занял фестиваль в цепочке, связывающей авторов, индустрию, государство и прокат.
Прошлогодний «Кинотавр» часть критиков назвала «кризисным», так как в программе оказалось немало неизвестных имен, а уровень картин сочли слабым. Как вы прокомментируете такое мнение?
Это не «Кинотавр» был кризисным, а Год российского кино. Мы тщательно исследуем процесс, смотрим, анализируем, дискутируем. Чем интенсивнее развитие технологий, тем больше фильмов, и мы столкнулись с новыми, неизвестными режиссерами, которые делают, что хотят, и присылают нам картины на отбор. Да, в конкурсе не соревновались Меликян с Сигаревым или Волошин с Хомерики… Из известных авторов были только Кирилл Серебренников и Иван И. Твердовский, остальные – «темные лошадки». Было очевидно, что киносреда отторгает незнакомые имена – здесь я имею в виду не решения жюри или Гильдии кинокритиков, а отношение к новым авторам в целом.
В программу тогда попало и документальное кино – в этом винили недостаток игровых фильмов.
Нет, мы включили документальное кино совсем не потому, что нечем было затыкать дыры. Нам поступило достаточно мейнстримных игровых фильмов – довольно предсказуемых, «телевизионных», но мы хотели обратить внимание на современные высказывания в секторе независимого кино. Например, документальная картина Дениса Шабаева ЧУЖАЯ РАБОТА мне в большой степени напоминает игровую по способу рассказа истории. Это кино, в котором нет границ: несмотря на то, что герои здесь настоящие, режиссер все равно выстраивает свою собственную реальность. Это актуально – к такому смешению документального и игрового языка идет кинематограф во всем мире. То же можно сказать о фильме ГОД ЛИТЕРАТУРЫ Ольги Столповской – уже позже, в 2017 году, в Роттердаме было показано несколько вариаций на тему собственной жизни авторов, сделавших себя своего рода арт-объектом. Парадоксально, но сегодня авторов международным фестивалям документального кино поставляет школа Марины Разбежкиной. Мне нравится ее позиция как преподавателя: она вообще не думает о красных дорожках, не загоняет своих учеников в рамки, не форматирует под собственное видение кинематографа и мира в целом, а просто помогает им открыть самих себя и нащупать собственный персональный опыт.
Но в этом году документального кино в программе «Кинотавра» нет.
На отбор поступило достаточно достойных обсуждения игровых лент. Одним из первых – после показа в программе Berlinale Special – был включен в конкурс фильм ЗАЛОЖНИКИ Резо Гигинеишвили. Позже – ТЕСНОТА Кантемира Балагова, ученика Александра Сокурова, из Кабардино-Балкарии. Картины невероятно корреспондируют между собой: обе основаны на реальных событиях советского и постсоветского прошлого и сняты на Кавказе.
Но это не первый случай, когда региональное кино участвует в «Кинотавре»?
Нет. Например, дважды в нашей программе было кино из Татарстана – абсолютно авторские, независимые картины, снятые в Казани.
При этом якутское кино, о феномене которого так много говорят, в конкурс ни разу не попадало.
Удивительно, но якутское кино было официально подано нам на отбор только один раз – в прошлом году. Якутия – самодостаточный регион, они выстроили свою внутреннюю структуру индустрии: в ней есть кино авторское и жанровое, есть прокат, якутское кино выходит на международные фестивали и рынки, Берлинале посвящает его фильмам отдельную программу. «Кинотавр», к сожалению, слишком интенсивный фестиваль, и посвятить целый блок якутскому кино – с круглыми столами, выступлениями авторов, экспертов, представителей индустрии – мы не можем. Речь идет не только о Якутии, в этом году были поданы две картины из Башкортостана. Региональная кинематография сегодня стихийно возникает практически везде, во всех вузах больших городов, где есть соответствующие кафедры. Наша прошлогодняя программа короткого метра была тому подтверждением.
Половину программы составили дебюты. Вы намеренно ставите целью уделить им особое внимание?
Нет, подобной цели мы не ставим. Наша задача – максимально честно отразить актуальную ситуацию этого года: найти картины, авторы которых талантливо, профессионально, социально отзывчиво работают с темами и сюжетами, стилями и формами. Мы должны видеть созданный ими уникальный мир, слышать их голос, чувствовать их энергию, ощущать полноту эмоционального состояния. У отборочной комиссии бывают полярные точки зрения, но именно в аргументированных дискуссиях и рождаются те или иные решения по программе. Желанная для многих ситуация, при которой на фестивале соберутся призеры предыдущих лет и будут соревноваться друг с другом, уже невозможна. «Кинотавр» – это не ВДНХ.
То есть выбирая между тем, отразить ли репрезентативно разное современное кино или же пригласить работу признанного режиссера, вы предпочтете первое?
Да. Мы хотим отразить эту дифференциацию и на уровне смыслов, и на уровне происходящих изменений. Главные особенности программы этого года:
1. Независимость – девять конкурсных фильмов сняты без поддержки министерства культуры и/или Фонда кино.
2. Молодость – пятерым режиссерам нет еще и тридцати, четверым не исполнилось сорока лет. Самому зрелому – Юсупу Разыкову – на днях будет шестьдесят, а самому взрослому дебютанту – Алексею Рыбину – пятьдесят шесть лет.
3. Копродукционность – в конкурсе сразу две ленты, в создании которых приняло участие несколько стран.
4. Региональность – о ней речь шла выше.
5. Жанровое многообразие – кроме современных социальных драм, есть экранизация, мюзикл, впервые включен фильм, который напрямую ассоциируется с медиаартом и экспериментирует с экранными форматами.
«Кинотавр» 2017 года – это пазл из трагедий прошлого, драм настоящего, неакадемической интерпретации классической пьесы, едкой иронии, зловещего юмора… Фестивальные фильмы должны вызывать у вас неоднозначные, даже полярные эмоции. При этом мы понимаем, что зал в Сочи более традиционен в своем восприятии кино – но мы все равно никогда всем не угодим.
В прошлом году один из режиссеров заметил, что реакция публики в Сочи на его фильм была на удивление неадекватной – особенно в сравнении с зарубежной аудиторией.
К сожалению, сочинский зал – один из самых тяжелых в мире. Только здесь можно услышать критические замечания в адрес еще не начавшегося фильма. Подобное неуважение к картинам и их создателям подчас обескураживает. Режиссеры действительно мечтают о зарубежных фестивалях, так там они испытывают настоящую «химию» экрана и зала, невероятные эмоции, получают не только призы, но и четкую аналитическую реакцию коллег.
А что все-таки произошло с жюри кинопрокатчиков?
Нам просто больше не из кого его формировать, все серьезные игроки в нем уже побывали. Дистрибьютор в России – это очень сложная профессия, и не хотелось бы, чтобы в ней преобладал формальный подход. Но я положительно оцениваю работу этого жюри: например, считаю, что оно сыграло большую роль в дистрибуции фильмов КЛАСС КОРРЕКЦИИ и ПРО ЛЮБОВЬ.
Вы рассматриваете другие способы взаимодействия с прокатом?
Мы их ищем, но вопрос в том, что российское кино пока не приносит больших прибылей ни прокатчикам, ни кинотеатрам. Порой мне кажется, что дистрибуция российских фильмов мэйджорами выглядит больше как дипломатический жест. К зрителю же нужен подход, требуется фантазия и выдумка. Я не верю, что в России не хотят смотреть отечественное кино, но рынок не выстроен, никто не задумывался об адекватном и актуальном способе доставки фильмов до зрителя. Например, Netflix купил фестивальный артхаусный фильм за 300 тысяч долларов, полностью окупив затраты на его производство. Вот это и есть новые формы взаимодействия с прокатом. Мир меняется, а мы живем в прошлом веке. Понимаю, что это не вполне корректное сравнение, но у нас нет своего Netflix, увы, нет мощного французского дистрибуторского пула и специально выстроенной кинотеатральной сети для подобного рода фильмов.
А какое место в этой системе сегодня занимает «Кинотавр»?
«Кинотавр» – это первая независимая экспертная институция. Он будет проходить в 28-й раз, что доказывает его живучесть, способность объективно отражать ситуацию в кино. Да, мы столкнулись с большим и мощным потоком короткометражных фильмов – это одна из самых важных, а теперь и проблемных зон в нашей работе. Хочется процитировать Бориса Гройса: «Старый вопрос следует задать по-новому: что такое произведение искусства? Современные арт-практики дают достаточно однозначный ответ: произведение искусства – это выставленный предмет». Гройс говорит об арт-сфере, но его слова справедливы и в отношении кино. Для того, чтобы быть замеченным, тебя должны продемонстрировать. А фестивальных площадок, увы, не хватает.
Вы требуете от участников обязательного наличия прокатного удостоверения. В прошлом году, например, вы отказали фильму В ЛУЧАХ СОЛНЦА Виталия Манского.
Прежде всего наличие прокатного удостоверения – это требование не «Кинотавра», а законодательства Российской Федерации. Мы работаем с государственным финансированием, и нам необходимо предоставлять все документы, требуемые от российского кино: удостоверение национального фильма и прокатное удостоверение – иначе мы будем вынуждены платить штрафы. Это правило распространяется на всех участников программы.
Если говорить о коротком метре, то стало обычным делом, когда участники короткометражной программы «Кинотавра» позднее попадают в основной конкурс.
Для нас действительно важен короткий метр, который помогает выявить талантливых и способных авторов. В этом году в основном конкурсе соревновались четыре лауреата и участника предыдущих короткометражных программ: победитель 2015 года Кирилл Плетнев с фильмом ЖГИ, победитель 2016 года Вадим Валиуллин с фильмом МЕРТВЫМ ПОВЕЗЛО, дипломант 2012 года Иван Шахназаров с фильмом РОК и участник 2013 года Виталий Суслин с фильмом ГОЛОВА. ДВА УХА.
Отсутствие в основном конкурсе имен, известных по предыдущим «Кинотаврам», связано еще и с тем, что многие режиссеры-авторы снимают сериалы для телевидения: Попогребский, Хлебников, Меркулова, Хомерики, Мещанинова, Германика, Сайфуллаева…
В конкурсе «Кинотавра» этого года – копродукционная лента АРИТМИЯ Бориса Хлебникова по сценарию в соавторстве с Наталией Мещаниновой, в программе «Кино на площади» мы показывали ДУЭЛЯНТА Алексея Мизгирева и ЛЕДОКОЛ Николая Хомерики, в коротком метре – работы учеников курса Алексея Попогребского. Да, действительно, названные вами авторы успешно работают на ТВ. Ведь Россия сегодня – мировой лидер по производству сериального контента, но эти телеистории трансформируются, наполняются новыми смыслами, сюжетами, героями, конфликтами – во многом благодаря приходу молодого «кинотавровского» поколения. С другой стороны, это свидетельствует о том, что настоящая индустрия находится на телевидении, а самим режиссерам уже не нужно заботиться о способе доставки. Да и, в конце концов, разве сериалы – это не кино?
А вы не рассматриваете возможность показывать сериалы в вашей программе, как, скажем, фестиваль «Движение»?
Пока мы остаемся фестивалем фильмов. Единственное новшество, которое мы себе позволили, – это показ в короткометражном конкурсе тизера сериала. Это примета времени: за минувший год ко мне обратилось немало молодых, активных, работающих для федеральных каналов телепродюсеров с просьбой посоветовать режиссеров, способных снять качественный телемувик. К сожалению, в секторе игрового кино таких продюсеров единицы.
Но в этом году в программе целых два фильма, спродюсированных молодой компанией Hype Film – МИФЫ и БЛОКБАСТЕР.
Да, а в прошлом году они участвовали с фильмом Кирилла Серебренникова УЧЕНИК. Это интересная тенденция: в индустрию приходят люди извне, имеющие желание и талант находить деньги на кино. Режиссеров и кураторов гораздо больше, чем тех, кто может найти финансирование.
При отборе для вас имеет значение, каким образом произведен фильм?
Нет. Имеет значение только сам фильм, а не его история, бюджет, биография продюсера и режиссера или степень концентрации звезд на единицу экранного времени. У нас довольно вредная, местами опасная работа – отказывать всем. Неизвестным авторам и друзьям, участникам прошлых лет и даже лауреатам, очень влиятельным и очень состоятельным. Поэтому в любую секунду ты можешь оказаться объектом психологического террора, травли и даже физического насилия. Фестиваль – яркий образец противостояния между отборщиками и авторами неотобранного кино, авторами отобранных фильмов и критиками, конкурсантами и жюри, продюсерами и дистрибьюторами, дистрибьюторами и кинопоказчиками. Но это и есть киноиндустрия.
