Николай Куликов: «Юмор сегодня очень быстро устаревает»
Сценарист «Движения вверх» и «Я худею» − о своих прошлых и будущих проектах
Зимой в российский прокат выйдут два новых проекта от создателей блокбастеров ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ и Я ХУДЕЮ – фильм-катастрофа ОГОНЬ и комедия СЕМЕЙНЫЙ БЮДЖЕТ. У обеих картин один сценарист – Николай Куликов. БК пообщался с ним и узнал, чего ждать от его новых работ, как он оценивает ХОЛОПА и как относится к статусу самого кассового сценариста страны.
Правильно ли я понимаю, что вы сейчас в Краснодаре на съемках фильма СЕМЕЙНЫЙ БЮДЖЕТ? Вы же вроде давали зарок не приезжать на съемки после Я ХУДЕЮ?
Да, все верно, мы на съемках СЕМЕЙНОГО БЮДЖЕТА. Собственно, я не хотел попадать и на эти съемки, но 2020 год уже не раз доказал, что наши желания иногда стоит отложить, поэтому сейчас я практикую радикальное принятие и вместе с нашей героической группой бегаю по жаре в Краснодаре. Продолжаю настаивать, что это неэффективное использование сценариста Куликова, хотя как креативный продюсер Куликов вроде справляется. В третьем лице о себе говорят сумасшедшие – именно к этому состоянию и приходишь на съемочной площадке.
Что вы можете уже сейчас рассказать о фильме?
Я очень доволен тем, что у нас получается, это искупает все страдания и трудозатраты. У нас выходит легкое, красивое, неглупое, смешное кино с очень классной атмосферой. Это feel-good movie про обычную российскую семью, справляющуюся с финансовыми проблемами, которые есть у каждого из нас. В чем-то оно продолжает традицию Я ХУДЕЮ, открытую Алексеем Нужным, – это похоже на настоящую жизнь, и это мир, в котором хочется находиться. Может, только юмора побольше стало.
Вам важен остросоциальный аспект вашей истории?
Нам важно делать развлекательно кино о том, о чем все говорят. Мы стараемся находить в обществе такую боль, которую переживает много людей, но фильма на эту тему почему-то нет. Я ХУДЕЮ открыл дверь в этот мир, сериал «Толя-робот» был следующим шагом. Аудиторию, которая сталкивается с конкретной проблемой, мы называем «племя». Племя может быть любым. К примеру, можно сказать, что люди с инвалидностью – это племя. Но можно посмотреть и шире: племя в «Толе-роботе» – это люди, которые живут с ощущением, что в жизни от них ничего не зависит, и они никак не могут это исправить. Нашими фильмами мы стараемся показать племени, что справиться с этой болью можно, и плюс мы хотим дать легкое развлечение на вечер. В случае СЕМЕЙНОГО БЮДЖЕТА мы пошли по тому же пути. Мы спросили себя: какой вопрос волнует каждую российскую семью? И поняли: деньги. Даже семье олигарха денег всегда не хватает. Что зрители хотят услышать по этому поводу? Что у них есть шанс зарабатывать больше, так как они стóят дороже, но при этом не в деньгах счастье. Что мы как художники можем сказать по этому поводу? Проблемы с деньгами всегда лежат глубже, чем нам кажется. Они могут возникать из-за ограничивающих убеждений, которые человек себе придумал в детстве и теперь по ним живет. Но если их откопать в себе и поправить, можно выйти на совершенно новый уровень счастья.
При этом во всех сообщениях мы даем понять, что это семейная комедия, что это безопасный разговор на сложную тему, а не мрачное остросоциальное кино в духе Быкова или Звягинцева. Да, мы постарались коснуться этой темы максимально честно, но раскрыть ее в светлом и обнадеживающем ключе. Плюс мы надеемся, что зрители извлекут из фильма и какую-то практическую пользу. При всей легкости нашего кино мы бы хотели, чтобы после просмотра зритель реально стал чуть грамотней в плане финансов. Моя личная мечта – чтобы после этого фильма родитель мог выйти из кинотеатра с ребенком и начать с ним разговор о том, что такое деньги.
Какие у вас референсы по проекту? Слушая вас, мне вспоминаются АФЕРИСТЫ ДИК И ДЖЕЙН с Джимом Керри.
Это работа больших мастеров, но лично мне кажется, что это не лучший их фильм и не лучшая реализация замысла. Это не тот проект с Джимом Керри, который люди любят вспоминать, и это не очень достоверный фильм из-за своей эксцентричности и мрачности. Он описывает ситуации, которые не хотелось бы пережить. В плане интонации референсом к нашему фильму можно рассматривать НОЧНЫЕ ИГРЫ – взрослые люди переживают взрослые приключения, но ты сразу понимаешь, что все кончится хорошо. В плане динамики отношений внутри семьи можно упомянуть МЫ – МИЛЛЕРЫ: зубы у всех сжаты, но все поддерживают друг друга и не теряют единства. В плане искренности чувств детей можно вспомнить продюсерский проект Сета Рогена ХОРОШИЕ МАЛЬЧИКИ: дети идут на отчаянные смешные поступки, при этом сохраняют чистоту помыслов и намерений. А как пример простого сюжета про хороших людей, оказавшихся в максимально неприятной ситуации, я бы вспомнил ЛЮБОВЬ – БОЛЕЗНЬ.
В каких жанрах вы предпочитаете работать? Верно ли будет сказать, что для вас наиболее органична комедия?
Мне просто ближе легкое развлекательное кино, которое можно неоднократно пересматривать. Я выработал для себя мерило «моего» кино – это взрослый фильм, который ты захочешь показать собственным детям. К примеру, НОТТИНГ ХИЛЛ – это как раз такое кино, а вот комедию ТА ЕЩЕ ПАРОЧКА, где обычный герой также завоевывает высокостатусную женщину, ребенку не покажешь. Мне нравятся оба фильма, но все-таки историю типа ПАРОЧКИ я бы делать не стал, а свой НОТТИНГ ХИЛЛ – с удовольствием.
Вы занимались стендапом, когда это еще не было мейнстримом. Как вы думаете, придут ли в кино вслед за вами другие современные стендаперы, как это сделали участники Comedy Club десять лет назад?
Это уже происходит. Мы вместе с моим партнером Костей Майером уже работаем над двумя разными проектами с двумя стендап-комиками – это сериал и полнометражный фильм. Постепенно из стендапа в кино придет много творческих кадров, нужно только время.
С чем вы связываете кризис комедийного жанра, который переживает Голливуд?
Когда кто-то говорит об отсутствии комедий, мне кажется, мы имеем дело с аберрацией нашей кинозрительской памяти. Любители кино входят в фазу активного киносмотрения в двадцать с чем-то лет. В этот момент тебе открываются все хорошие фильмы за прошедшие годы, и ты запоем смотришь только самое лучшее. Постепенно классные универсальные картины заканчиваются, и тебе нужно выбирать уже из текущего потока. Поэтому есть ощущение, что комедий становится меньше. Но каждый год появляются фильмы, достойные внимания, которые точно останутся в истории. Да, уже не видно больших комедийных тентполов, как МАЛЬЧИШНИК В ВЕГАСЕ или МЫ – МИЛЛЕРЫ. Но комедий меньше не стало, они просто сильно диверсифицировались и начали ориентироваться на разные аудитории. При этом в большие блокбастеры типа фильмов Marvel делаются мощные инъекции юмора, и зритель получается одновременно и комедию, и аттракцион, и драму. Новый, свежий юмор стал распространяться быстрее, чем комедийный автор успевает написать и снять фильм. Сегодня юмор быстрее устаревает. Что смешило десять – пятнадцать лет назад, уже не смешно сегодня. Свежая, актуальная шутка, которую ты написал в сценарии и которая окажется на экране только года через два, уже до этого может распространиться через мемы, соцсети, стендап и так далее. Я слышал заявления режиссеров Крэйга Мэйзина и Тодда Филлипса о том, что им стало проще работать в драматических жанрах, так как комедия сегодня опасна – все время рискуешь кого-то оскорбить. У меня на этот счет мнения нет, но раз так говорят великие – наверное, они что-то понимают.
Есть мнение, что сценарии в Голливуде времен франшиз (то есть с конца 90-х и по сегодняшний день) все больше превращаются в прикладной элемент фильма, спутник бизнес-плана. Над ними трудятся не столько отдельные личности, сколько безликая масса скрипт-докторов, желающая угодить вообще всем. И стремление сделать продукт универсальным делает его в то же время максимально безликим и диетическим. Поэтому настоящие звезды среди сценаристов и режиссеров в большом Голливуде, за редким исключением, появляются все реже. Причем эти звезды – Джордан Пил, Ари Астер и Роберт Эггерс – реализуются в жанрах вроде хоррора, где низкий бюджет дает право на риск. В правильном ли направлении, по-вашему, движется современный Голливуд?
Я не готов вести этот разговор. Все эти рассуждения напоминают дискурс «раньше трава была зеленее». Каждое поколение доживает до момента, когда вдруг начинает говорить, что раньше музыка была лучше. Почему при этом каждый год появляется классная музыка? Если дела в Голливуде настолько плохи, то откуда там появились Тайка Вайтити, братья Сэфди и другие новые авторы, которые делают свои замечательные фильмы? Естественный процесс развития Голливуда мы наблюдаем лишь сбоку, видим только в отражениях. Меня смущает, когда мы из России предъявляем Голливуду, что он какой-то не такой и не соответствует нашим ожиданиям. Такой подход – путь к страданию. Поэтому я стараюсь не следить за качеством сантехники у соседа. В российском кино и без этого есть много вопросов, которыми надо заниматься. И я глубоко убежден, что Голливуд сам разберется со своими проблемами.
Сможет ли Россия когда-нибудь бросить вызов Голливуду?
Мне будет приятно, если в конечном счете люди перестанут говорить, что «икс» – это «русский игрек»: например, что «Мосфильм» – это русский Голливуд» или «Александр Петров – русский Брэд Питт» и так далее. Никто же не говорит, что Эйзенштейн – это русский Орсон Уэллс. У российской киноиндустрии есть все шансы стать крупным игроком на мировой арене, и я живу жизнь, чтобы приблизить этот момент. Не все пока получается, но у меня впереди еще лет двадцать активной работы. В прошлом году мы с Костей Майером были на саммите шоураннеров в Осло, общались там с норвежскими кинематографистами. У них вся аудитория – это пять миллионов человек. И вот они снимают сериалы и фильмы для пяти миллионов человек, и им в целом норм. А у нас 200 миллионов потенциальная аудитория, и мы еще чем-то недовольны, нам нужны еще какие-то медальки.
Как вам кажется, почему уже довольно долгое время сохраняется мода на байопики? Почему экранизации реальных историй настолько захватили умы продюсеров и кажутся им привлекательными?
В кино мы любим смотреть на исключительных, выдающихся героев, но создать таких довольно сложно. Сходу придумать Индиану Джонса или Морфеуса не так-то просто, это мало у кого получается. А реальность иногда дает нам готовых героев, которых время и история уже проверили на крутость. Таким образом, сценаристу не нужно придумывать такого героя – нужно драматизировать реально существующего. Байопик – довольно древний жанр. Это естественная часть человеческой культуры, мы все время рассказываем друг другу истории о богах и героях. Если исходить из того, что мифы основаны на реальных событиях, которые просто много раз пересказаны и преувеличены, то мы выполняем ту же работу, что и слепой Гомер, только у нас больше инструментов – камеры, спецэффекты, актеры... Мы можем показывать подвиги героев визуально и с оглушительным звуком.
Над чем вам больше нравится работать – над историями по реальным событиям или над полностью выдуманными сюжетами?
Ни то, ни другое не сахар. В байопике же как: человек жил свою жизнь, в которой он, возможно, и побеждал кого-то, но также он стоял в пробках и вызывал сантехника. То есть наряду с героической жизнью он проживал и довольно скучный сюжет. А сценаристу требуется превратить эту жизнь в два часа захватывающей истории, вырвать из жизни этого человека двадцать – тридцать сцен и поставить их рядом таким образом, чтобы зрители решили, что это достоверно и похоже на правду (хотя байопик – всегда неправда). А в небайопике от тебя требуется сделать то же самое, только этого героя нужно сначала придумать. Тут тебе уже никто не предъявит претензию, что герой ненастоящий, но каждый сможет сказать, что герой недостаточно героический, неоригинальный, неубедительный, незахватывающий и тому подобное.
Когда вы пишете биографическую историю, то стараетесь идти за фактами или следуете за своей фантазией? Что вы делаете, когда ход вашей фантазии идет вразрез с фактами?
Я иду за героизмом героя, конечно же. Например, в ЛЕГЕНДЕ № 17 мы передвинули знаменитую аварию, в которую Харламов попал гораздо позже, на середину фильма, до главного канадского матча. Это неправда, но с точки зрения драмы это правильное решение, так как за счет этого мы подкидываем персонажу дополнительный вызов и делаем его героизм еще эпичнее, а выбор – драматичнее.
Чем вы объясняете феноменальный успех фильма ХОЛОП?
ХОЛОП сделал очень важную вещь – он расширил всем нам пространство возможного. Во многих компьютерных стратегиях, когда ты только осваиваешь карту, часть поля закрыта тенью. И если ты туда шагаешь, то, с одной стороны, рискуешь быть съеденным или убитым, но в то же время у тебя есть шанс осветить новую территорию для действия. И вот ХОЛОП открыл до этого темную территорию, показав еще одно направление. На нашем рынке мы увидели новую большую нишу, ресурс, новое пространство для работы. И это меня очень приятно взволновало.
В чем именно новизна этого пространства?
Во-первых, ХОЛОП предлагает редкий и внятный хай-концепт. Во-вторых, у героя примерно до середины фильма нет четкой осознанной цели, к которой он последовательно идет. Он скорее просто находится в драматической ситуации, но все равно мы смотрим за историей с интересом, хотим, чтобы герой изменился, как зрители инвестируем в персонажа свою эмоцию. Для меня стало драматургическим открытием, что такая необычная конструкция сработала. В-третьих, боль «племени» в метафорической форме получила здесь свой ответ, что подтверждает верность подхода нашей компании. Нам всем хочется увидеть, как неприятный человек, у которого есть какой-то ресурс, власть и статус, стал бы лучше по своим человеческим качествам через какое-нибудь страдание, наказание. В фильме это происходит – и нам приятно на это смотреть.
Есть мнение, что по большому счету сценарий не имеет особого отношения к сборам. Вы можете назвать фильмы с хорошими сценариями, но которые при этом не пользовались заслуженным успехом? И какие успешные фильмы, наоборот, имели посредственный сценарий?
Если я начну вам называть фильмы из второй группы, то поссорюсь со всеми остальными сценаристами (смеется). А если говорить про первую группу, то, к примеру, сценарий ЮМОРИСТА Михаила Идова по итогам экспертизы сценарной группы Фонда кино, в которую я вхожу, получил очень высокую оценку. По баллам он был даже выше сценария нашего фильма ОГОНЬ. Классный сценарий, классные характеры, конфликты. Но сама концепция картины не предполагала многомиллионные сборы. Или вот Кирилл Соколов и его проекты ПАПА, СДОХНИ и ОТОРВИ И ВЫБРОСЬ. Прекрасные сценарии, очень цельные и кинематографические, но при этом массовый зритель на ПАПА, СДОХНИ не пошел. Посмотрим, что будет с ОТОРВИ И ВЫБРОСЬ – хочется верить, что хороший «сарафан» от первого фильма приведет зрителя. Для меня мощный сценарий – тот, который отлично сделан по ремеслу, и при этом ставит галочки во всех важных окошечках для кинопроекта, охватывает много разных аудиторий, подходит для просмотра в кино всей семьей и потом для пересмотра дома, имеет международный потенциал и так далее.
Довольны ли вы фильмом ОГОНЬ? Что нам как зрителям от него ждать?
Я фильма пока не видел, но, судя по информации со съемок и из монтажной, получается очень крутая штука, которая как раз ставит галочки в нужных окошечках. Это зрелище, это про нас, там есть высокие ставки, интересные отношения, исключительные герои, яркая победа. Есть где переживать, есть где посмеяться, есть где пустить слезу. Мне кажется, ОГОНЬ станет общим завоеванием для нашего кино, потому что он тоже расширяет то самое операционное поле для русского кинематографа. После него можно ждать новых фильмов про людей героических профессий.
Сегодня мы переживаем ренессанс сериалов. Чем отличается работа над сценарием сериала от работы над полным метром?
Сериалы предоставляют больше возможностей для изучения героя, позволяют дольше с ним находиться, наблюдать его и в героических, и в более приземленных проявлениях. В полном метре все компактнее, все более сжато, меньше пространства для исследования персонажа, поэтому каждое его появление в течение двух часов должно быть сокрушительным. Это сложно, и я не уверен, что у меня всегда это получалось. Сериалы в этом смысле писать не то чтобы проще, но это немного другая профессиональная дисциплина. Меня кино по-прежнему завораживает сильнее, оно дает возможность создать очень сгущенный сон. Как МАЛЬЧИШНИК В ВЕГАСЕ – фильм длится всего час тридцать пять, а у нас есть ощущение, что герои пережили вечность. Очень хочется хотя бы разок поднять такой вес.
Вы очень активно проводите мастер-классы, даете интервью, к вам часто обращаются за советом молодые сценаристы. Вы целенаправленно ведете нечто вроде просветительской деятельности по сценарному мастерству?
Да. Единственное, я понял, что не буду целенаправленно преподавать. Набирать курс, потом два года жить с ним и пестовать каждого ученика, чтобы он потом улетел в своем направлении – это не для меня. Поскольку я сам ничего такого не проходил, а просто брал информацию из разных источников, то я решил стать таким же источником помощи для начинающих авторов. При этом в эффективность одноразовых мастер-классов, как и в эффективность долгого обучения, я не очень верю. Я пока не видел успешных примеров, как у кого-то после одного мастер-класса в голове что-то изменилось, и он начал писать по-другому. Но подсказать молодым авторам, куда им расти, как им становиться сильнее и откуда брать информацию –
это я делаю с удовольствием. Для этого мы с Костей Майером и Ромой Кантором как раз и замутили наш подкаст «Поэпизодный клан» – в каждом выпуске мы пытаемся за сорок минут объяснить то, что человек не может понять за два года в киношколе. Поначалу мы хотели назвать его «Раздутое самомнение», но даже это название не передает масштаб наших амбиций.
Вы задумывались над тем, почему именно вы стали главной звездой-сценаристом в индустрии?
(Смеется). Не готов согласиться, что я звезда. А если вдруг окажется, что объективно звезда – это я, то у киноиндустрии большие проблемы. Потому как это означает, что звездой может стать любой ботан, который работает по принципу «нормально делай – нормально будет». Это же реально не сложно: надо терпеливо изучать ремесло, читать американские сценарии, присваивать опыт людей, у которых что-то получилось, моделировать их, нарабатывать свои десять тысяч часов осознанной практики. Да, на это уйдет двадцать лет, но зато в итоге у тебя возьмет интервью «Бюллетень кинопрокатчика».
Как вы оцениваете эксклюзивные контракты, которые кинематографисты заключают с производственными компаниями и онлайн-сервисами?
Разумеется, положительно. Для начинающего автора это становится частью социального лифта, одной из целей: если долго и упорно трудиться, это произойдет и с тобой. В этом случае все твои финансовые и бытовые тылы будут закрыты, и ты будешь заниматься творчеством. Зрелый талант, если он получает подобный контракт, обретает важную точку опоры, начинает чувствовать себя нужным, понимает, что результату его труда будет уделено внимание как минимум. С точки зрения онлайн-площадки или студии плюс в том, что это позволяет планировать производство. Ты как продюсер живешь в уверенности, что этот конкретный талант выдаст тебе сценарий в этом году, в следующем и потом еще через год. И такая взаимная определенность очень нужна в нашем зыбком бизнесе.
Какие профессиональные уроки вы извлекли для себя по итогам коронакризиса?
Когда мы выпускали Я ХУДЕЮ, то много общались с Вадимом Ивановым и его командой из Universal. Благодаря этому я приоткрыл для себя алхимию маркетинга, но главное – понял, как одиноко на свете управляющим и владельцам кинотеатров. Для сценариста эти участники киноиндустрии – закрытый мир, это как будто несуществующие, невидимые люди, но без них кина точно не будет. А я увидел их вживую, понял их боль, их запросы, и СЕМЕЙНЫЙ БЮДЖЕТ – это один из ответов. Они же чуть ли не кричат конкретно тебе: мы не против русского кино, только дайте нам такое русское кино, на которое идут наши зрители! Если для тебя русское кино является зоной личной ответственности, ты должен помогать кинотеатрам. Как им можно помочь? Предложить контент, который они сами оторвут с руками. Когда все кинотеатры откроются, народ не повалит сразу дружно смотреть кино. Потому что, во-первых, у людей еще особо нет денег. А во-вторых, еще не вернулось доверие к кинотеатрам. И в этот момент кинотеатрам понадобится контент, который будет, по меньшей мере, максимально безопасным и не отталкивающим, максимально развлекательным и максимально полезным для зрителя, чтобы он за свои условные 300 рублей получил максимум. Всем будет непросто. Рекламных материалов потребуется вдвое больше обычного, потому что за доверие зрителя нужно будет бороться. И кинематографист должен держать все эти установки в голове и своим фильмом максимально облегчать битву за внимание зрителя. Над СЕМЕЙНЫМ БЮДЖЕТОМ мы работали как раз с такими настройками. В личном плане я понял, что шок будущего, о котором писал Элвин Тоффлер [Американский философ и футуролог, автор книг «Шок будущего» и «Третья волна». – Прим. БК] и который раньше казался чем-то далеким и зыбким, теперь будет происходить с нами постоянно. 2020-й еще в самом разгаре, а уже столько всего обрушилось на нас. Как бы нам ни хотелось застоя и стабильности, сейчас они кажутся недостижимыми, потому что мир стал слишком неустойчивым и легко пронзаемым. Нам остается быть максимально гибкими, чтобы всегда быть готовыми к изменениям. Что отвердело, то не победит. И второе: надо больше отдыхать и регулярно консультироваться с психотерапевтом, так как эти изменения будут неизбежно выводить нас из равновесия и вгонять в зажим, а психотерапия – довольно легкий способ не сойти с ума и не отчаяться.
Пандемия поменяет кардинально расстановку сил в индустрии?
Не знаю. Много раз было сказано, что придет что-то новое и убьет все, что было до этого: телевидение убьет кино, радио убьет музыку, Интернет убьет все остальное. Но вместо этого по-прежнему все существует. Даже винил. Мне кажется, место найдется всем, только придется слегка перестроиться. Три базовые ценности нашей компании «Друг Друга» – честность, развлечение, созидание. То есть в итоге все равно созидание, когда из хаоса появляется что-то хорошее. Сквозь эти ценности мы смотрим на мир и спрашиваем себя: а что, если в итоге все будет хорошо? Что, если в итоге никто не будет разрушен? Например, что, если в грядущей войне платформ никто не проиграет? Что, если в ней победит максимум участников? Через негативную призму на будущее рынка и так смотрит подавляющее большинство. Мы решили занять другую нишу.
