Надя Михалкова: «Зрителю хочется, чтобы его обняли и рассказали про него самого»
БК обсудил с режиссером «Огненного мальчика», как развивался проект в процессе работы и кто аудитория картины
6 ноября в прокат выходит вторая полнометражная режиссерская работа Нади Михалковой – фильм ОГНЕННЫЙ МАЛЬЧИК, премьера которого состоялась в рамках фестиваля «Маяк». Его герой – молодой парень-мажор, сын депутатки Государственной думы, который становится свидетелем и невольным соучастником жуткого события и теперь пытается понять, как жить с чувством вины. БК обсудил с Надей, как развивался проект в процессе работы, как сложилось сценарное сотрудничество с Мариной Степновой и кто аудитория ОГНЕННОГО МАЛЬЧИКА.
Как шла работа над сценарием ОГНЕННОГО МАЛЬЧИКА? Менялась ли как-то эта история с момента возникновения первой идеи?
История появилась лет семь назад, когда я смотрела на своих племянников. Я видела в них и отрицание, и переживание в тот момент, когда тебе 18 лет, школа заканчивается, впереди институт, но ты не знаешь, что делать дальше. У меня были записи по этому поводу, но замысла полностью не сложилось. А года три назад, когда как раз формировалась какая-то новая реальность и решительно не было понятно, что именно будет интересно зрителям, режиссер Игорь Волошин как-то спросил меня, сняла ли я фильм про терзания мальчика в деревне. Я ответила, что нет, и он удивился, ведь я рассказывала про это так, словно уже все закончила. Я открыла снова свои записи, а параллельно читала книгу «Сад» Марины Степновой. У меня сложилось понимание, что все неслучайно, что можно продолжить это разрабатывать. Но не было очевидно, что Степнова обратит внимание на столь смелую затею. В кино многие хотят ясности, но я всегда голосую за смешение жанров, так как кино имеет на это право. Однако когда мы с Мариной встретились, то поговорили душа в душу и стало понятно, что все складывается.
Как вам работалось с Мариной Степновой? Насколько по-разному, как вам кажется, вы видели итоговый результат?
Вариант Марины изначально читался как роман, и я понимала, что с удовольствием это все сняла бы, но никто никогда не даст такой возможности. Поэтому мы старались оставлять только самое нужное, и в этом смысле мы с Мариной вместе находились в постоянном поиске. Я доверилась ей, подала изначальную идею, а потом мы уже с ней существовали в диалоге.
История ОГНЕННОГО МАЛЬЧИКА выглядит как частная, семейная внутренняя драма – но при этом на ней лежит печать очень особенных, актуальных социальных обстоятельств. Чувствовали ли вы какие-либо внешние или внутренние ограничения, когда работали над этой историей?
Слава богу, нет. У меня в характере, знаете, нет стремления к провокации. Еще с советских времен русский человек изобретал из-за ограничений новый язык, новые приемы. Как ни странно, мне нравятся ограничения. При наличии рамок у тебя мозг начинает по-другому работать. Начинаешь мыслить иначе и в отношении бюджета, и в отношении затронутых тем. Если тебе есть что сказать, ты найдешь способ это выразить, даже с учетом всех ограничивающих правил. Да, главная героиня нашего фильма – представитель власти, но эта история могла произойти с кем угодно, случиться в любой сфере. Героиня Юлии Высоцкой – точно такая же мать, которая может заработаться, это, наоборот, показывает ее человечность, а ее проблемы хорошо знакомы зрителю.
В одной из публикаций про ваш фильм была ваша цитата о том, что «действующими лицами в картине будут не только персонажи, но и природа, выступающая союзником главного героя». Вы можете рассказать чуть подробнее, что имелось в виду и как вы видите природу в качестве героя фильма?
Когда мне бывает плохо, я поняла, что мне нужны тишина и природа. Представьте, если завтра не встанет солнце? Или все листья навсегда упадут с деревьев? Это фантастическая красота, которая для нас как данность, и о ней мы редко говорим. Человек, который каждый день соприкасается с такой красотой, становится лучше, это не может на нем не сказываться. Такие явления дают нам стержень, само восприятие мира, и их нужно ценить, пока они у нас есть. Это то, что для меня называется родиной.
Например, Терренс Малик бесконечно долго снимает фантастической красоты закаты, леса, пляжи. Видно, что он это любит, и любит по-своему. А я хотела воспользоваться возможностью по-своему показать, как природа может подпитывать человека в момент его одиночества.
Вам удалось собрать в картине по-настоящему звездный состав. Образы главных героев изначально писались под этот каст или все-таки были пробы? Как был выбран на главную роль Денис Косиков?
С главными героями никогда не знаешь, удачную ты сделал ставку или нет, это как в казино. А с молодыми ребятами тем более ничего не знаешь, они еще более непредсказуемы. У них возраст такой, он бьет в разные стороны. То в апатию, то в эйфорию. Они могут выдать что-то фантастически талантливое, а могут закрыться. При этом есть разные артисты, для разных задач. Одни умеют перевоплощаться, другим более комфортно существовать в привычном для них типаже. Например, Сергей Безруков может сделать все что угодно, это смелый артист, он умеет пробовать разное и получается талантливо. Но полностью перевоплощаться в нашем кинематографе практически невозможно. Для этого нужно озадачиваться, проводить долгие репетиции и так далее. Производство должно быть выстроено особым образом. На это просто нет времени.
Так вот, когда Денис Косиков пришел к нам, мне показалось, что он из числа молодых людей, про которых трудно понять, что это за организмы, что им хочется. Но постепенно я поняла, что за его закрытостью скрывается нечто, что можно поразгадывать. Мне захотелось в ту или иную сторону его сначала взбудоражить, а потом обнять. Мне показалось, его сдержанность, за которой скрываются трудности взросления, и есть портрет этого поколения. Что касается остальных, то мы не шли от артистов изначально, писали именно героев, и к концу сценария обычно становится понятно, кто это будет.
А насколько легко, как вам кажется, известные актеры соглашаются сыграть в малобюджетном, авторском, фестивальном кино? И как режиссерам привлечь их в свои проекты – что может стать в этом вопросе решающим фактором?
Я думаю, практически всегда это хорошая история, сценарий. И еще режиссер должен быть неравнодушный, способный влюблять в свою историю. Хорошо, что сегодня стало больше появляться хороших, человеческих историй, когда понимаешь уже в моменте, что получаешь удовольствие от того, что смотришь.
Как вам кажется, кино сегодня должно успокаивать аудиторию, давать ей возможность отвлечься от мира за окном – или, наоборот, привлекать внимание к этому миру во всей его сложности, драматизме, знакомить с ним?
Мне кажется, только документальное кино способно фиксировать момент таким, какой он есть. Если же мы говорим о художественном кино, которое предлагает о чем-то подумать, то оно должно быть как вино. Оно поначалу должно побыть в бочке, потом подышать. Любое осознанное высказывание, любая позиция проверяются временем, им лучше пройти несколько этапов рефлексии. Можно пытаться высказываться на злобу дня, но только спустя время ты сможешь понять, что тебе реально важно, а что – нет. По итогу ты можешь сам не согласиться с высказыванием, которое сделал в момент всеобщего ажиотажа. Сегодня утром снял, а вечером выложил – кино так не снимается, любой хороший фильм создается от года и больше. Кто-то несколько лет снимает, как известно. Кино не должно никого отвлекать или развлекать, оно вообще никому ничего не обязано. Единственное, что кино может сделать – пробудить в тебе чувство. Желательно, чтобы оно было теплым. Человек постоянно сталкивается с трудностями выбора или принятием неизбежности чего-то неприятного, поэтому хочется, чтобы в конце тяжелого пути было осознание, что еще есть время что-то поменять. Нас после показа на сессии вопросов и ответов упрекнули в том, что, мол, в мире так много всего происходит, а вы снова про поиск души говорите. Так ведь это и есть самое главное, это и есть с чего все начинается и чем заканчивается.
Когда мы смотрели фильм, то думали о словосочетании «потерянное поколение» и главном герое Максе как его представителе. Как вы считаете, а есть ли вообще поколения, которые не были потерянными?
Я считаю, потерянное поколение перемещается во времени, конечно же. Раньше травмированные поколения появлялись после войн, но мир менялся, и цикл перезапускался уже по другим причинам. Каждому следующему поколению хочется быть особенным, с которым не произойдет ничего дискомфортного, о чем написаны хорошие книжки, но цикличность все равно возникает. Современные люди – это люди комфорта. Меня же учили, что если неудобно – это вызов сделать что-то интересное. А молодые люди хотят, чтобы было «ровно». Потерянное ли это поколение? Не знаю, время покажет.
Часть действия фильма помещена в мегаполис, часть – в деревню, но при этом яркого контраста вы как будто избегаете. Как вам кажется, между этими локусами есть какие-то сущностные, фундаментальные различия?
Мне кажется, да. Когда человек возвращается к своим корням, они его неминуемо питают. Или могут что-то подсказать, если быть к этому чутким. Неслучайно существует поговорка «где родился, там и пригодился». В то же время есть и совершенно другая система координат. У меня не было задачи сделать злободневное, остросоциальное кино про конфликт города и деревни. Также мне совершенно не хотелось показать, что я знаю что-то особенное о деревне. Но мне хотелось проследить за развитием героя, с которым очень много всего происходит. Поэтому с художником-постановщиком Кириллом Шуваловым мы старались немного приподняться над реальностью, чтобы не отвлекаться от самого героя.
На этом «Маяке» можно заметить определенный тематический крен в сторону семейных историй, личных драм. Замечаете ли вы такое смещение интересов в авторском кино? Как вам кажется, с чем оно связано?
Думаю, смещение в семейное происходит не только на фестивале «Маяк», но и во всем мире. Зритель устал от сложносочиненных историй, а создатели устали постоянно удивлять зрителей. Тем более с появлением нейросетей в кино можно сделать уже вообще все что угодно. Мы уже говорили про цикличность – мне кажется, неслучайно многие стали возвращаться к простым историям. В тренде не истории про роботов, или сверхспособности, или, если говорить об авторском кино, про все на свете драмы. На первый план выходят истории просто про человека, который родился и живет. Зрителю хочется, чтобы его обняли и рассказали про него самого. Как он постарался построить семью, переехал, пошел работать и так далее.
Кто зритель вашего фильма, есть ли у него определенный портрет или общие черты?
Конечно, есть. Сразу после показа ко мне стали подходить молодые люди и говорить, как им понятны эта история и состояние, когда у тебя ничего нет, но тебе нужно быстро что-то найти и построить. Мне это было очень приятно. Чаще всего про подростков в кино смотрят их родители, сами подростки не смотрят. Но в данном случае ОГНЕННЫЙ МАЛЬЧИК – это их кино. Если получится, что молодые люди остановятся и подумают об этом вечном забеге, они поймут, что это кино про них. И еще это кино про мам плюс-минус моего возраста. У меня в фильме четыре разных женских типажа, но все они одиноки по-своему. И мне хотелось в своем кино согреть их души. Чтобы у них была надежда, что они не одиноки. Мне хотелось, чтобы люди, которые это посмотрят, что-то почувствовали. Если совсем просто, то потенциальный зритель нашего фильма – тот, кто хочет почувствовать.
Как вы считаете, есть ли свои особенности у женского кино, у той оптики, с которой истории в кинематографе рассказывают женщины-режиссеры? Если да, то как их можно описать?
Пожалуй, да. Мне кажется, я смогу определить при просмотре, кто это снимал. Чуткость свойственна и мужчинам, но у женщин в режиссуре ощущается особая нежность.
Есть ли у вас уже планы на следующие проекты? Если представить, что у вас нет никаких ограничений по бюджетам или иным факторам, о чем бы вы сейчас хотели снять фильм?
Вы знаете, у меня нет таких мечтаний, которые я не могла бы осуществить. Если я влюбляюсь в проект, я отдаю ему всю свою душу и верю в то, что дойду с командой до конца. Отвечу вам так: мне бы хотелось научиться относиться к режиссуре как к профессии, где случаются взлеты и падения, где могут возникнуть трудности и это не конец света. Хочу, например, снять легкую мелодраму. Я еще не отпустила этот проект, ОГНЕННОГО МАЛЬЧИКА, а накопление у меня происходит медленно, и при таком подходе выгорание неизбежно. А хочется все-таки подстроиться к современному миру, в котором все так быстро меняется, и научиться получать удовольствие от съемок и снимать так, чтобы не было столь болезненно от себя проект отрывать. Или, другими словами, хочется научиться присваивать себе чужие идеи, научиться снимать по чужому материалу, чтобы каждый раз не отвечать себе на вопрос: а для чего умирать?
Фото: пресс-служба фестиваля «Маяк»
