Геворг Нерсисян: «Сейчас трудные времена для независимого кино – будь то российское или зарубежное»

Глава группы компаний «Парадиз» о месте независимого дистрибьютора на современном рынке

В августе в Выборге прошел 24-й фестиваль российского кино «Окно в Европу». Генеральным продюсером смотра выступает Геворг Нерсисян, глава группы компаний «Парадиз». Фестиваль стал поводом встретиться с продюсером и обсудить с ним состояние дел на российском рынке фестивального движения, кинопроизводства и кинопроката. 

Сегодня по всей стране проводится множество самых разнообразных фестивалей, тогда как российских фильмов, достойных для отбора в конкурсные программы, все меньше – по крайней мере именно об этом свидетельствовал минувший «Кинотавр», об этом говорилось год назад в Выборге. Как вы оцениваете текущую ситуацию – стало ли сложнее подбирать фестивальные картины?

Для меня нет никакой разницы между этим годом, или прошлым, или тем, что было лет пятнадцать назад. Все двадцать четыре года одна и та же ситуация – из некой массы фильмов, безотносительно, из двухсот картин или из трехсот, которые сняты, нам нужно выбрать десять. Это рабочая ситуация. Одна картина может быть чуть лучше, другая – чуть хуже, но собранная программа, хотим мы того или нет, отражает некое состояние киноиндустрии на сегодняшний день.

Если на «Кинотавр» представители кинотеатров попадают в связи с сочинским Кинорынком, то «Окно в Европу» для показчиков всегда был привлекателен тем, что в Выборге нередко можно было увидеть ваши фильмы, которые в скором времени выйдут в прокат, плюс это дополнительный повод встретиться – эдакое выездное мероприятие «Парадиза». Так ли это и изменилось ли что-то в последние годы?

Моих фильмов там не бывает вообще, это вы ошибаетесь. Я никогда не стремился ставить свои картины в конкурс, хотя были годы, когда обсуждалось, а почему нет, и так далее. Мы можем взять какое-то кино себе в пакет уже после фестиваля – но точно так же фильмы могут приехать, отсмотреть и отобрать в свой репертуар и другие прокатчики. Я вижу это для себя так: в августе в городе Выборге собираются продюсеры, актеры, режиссеры и представляют свое кино в разных программах. Главное, конечно, это конкурс и «Выборгский счет». Ведут круглые столы, разговаривают, общаются. Приезжают прокатчики, смотрят кино и выбирают фильмы для осеннего выхода. Какие-то картины приходят, уже имея дистрибьютора, а многие находят их там. Я лично называю это фестивалем осенних релизов отечественного кино. Естественно, суперблокбастерам там нечего делать, а вот арт-мейнстрим и авторские картины, дебюты, не важно, какого жанра, получают шанс на дополнительное внимание.

Но вот в этом году, например, в конкурсной программе ваш фильм СУПЕРПЛОХИЕ, о котором было заявлено в Сочи на Кинорынке. И, кстати, судя по материалам, это не то чтобы в чистом виде фестивальное кино.

Да, так получилось, что пораньше мы о нем заявили и будем представлять его и в качестве дистрибьютора – в гала-премьерах и в конкурсе тоже. Дело в том, что, посмотрев фильм в готовом виде, мы поняли: это кино нужно ставить в конкурс. Я не буду сейчас его рекламировать – могу объяснить после фестиваля. 

Ну тогда хотя бы расскажите, как планируете его рекламировать. На самом деле по сочинским материалам картина выглядела достаточно привлекательной и даже, можно сказать, смелой.

Мы сделаем все для того, чтобы зритель к этому фильму относился хорошо. А дальше жизнь покажет. Я думаю, картина будет расписана около 1000 копий, будет один телеканал. В общем, на нее мы планируем потратить 25–30 млн рублей. Это не так много, как у большинства дистрибьюторов. Но мы считаем деньги. И сделаем при этом все, чтобы фильм стал узнаваемым.

В связи с непростыми временами для независимых дистрибьюторов заговорили о тенденции к тому, чтобы меньше закупать зарубежного кино и больше работать с российским. Вы всегда прокатывали в том числе и отечественные фильмы. В этом смысле для вас в последнее время что-то изменилось?

Да, я всегда прокатывал российское кино. Всегда занимался этим и занимался фильмами, которые трудно довести до экранов. Как вам сказать, есть очевидные картины, которые и так попадут в кинотеатры. Благодаря тому, что занимаюсь еще и фестивалем, я всегда пытаюсь менее очевидные, но интересные фильмы довести до зрителей. Иногда это бывает с помощью пятисот копий, иногда – с помощью пятидесяти. Но для нас это не в новинку, мы этим занимаемся двадцать с лишним лет. Для нас ничего не изменилось. А то, что мы говорим «для независимых дистрибьюторов настали трудные времена» – это неправильная формулировка. Сейчас трудные времена для независимого кино в принципе – будь то российское или зарубежное. Что я считаю не очень-то правильным, поскольку этот сегмент киноиндустрии очень важен – оттуда выходят новые имена, новые идеи.

В отношении вашей закупочной политики нередко приходится слышать от более молодых дистрибьюторов, что с вами сложно конкурировать. Мол, они предлагают и выгодные схемы, и достойные цены, но продавцы предпочитают верить проверенным игрокам – приходит Геворг и забирает все картины. Так ли это сейчас?

О том, что Геворг приходит и забирает все картины, это старая басня, еще из девяностых. Это смешно. Геворг все не забирает. Геворг пытается забрать только то, что, по его мнению, может быть интересно в той нише, в которой работает «Парадиз». И на самом деле мы не так много закупаем – ровно столько, сколько позволяет отработать рынок. А рынок становится ýже. К картинам, которые находятся вне политики нашей компании, мы даже близко не подходим, хотя за них чаще всего идет война между другими дистрибьюторами.

Было время, когда наши независимые прокатчики пытались укрупниться за счет output deal c зарубежными независимыми компаниями. Тенденция приостановилась?

Первый output deal мы сделали с Relativity и работали достаточно удачно до того момента, пока компания очень серьезно не споткнулась. Потом у нас была возможность заключить и другие пакетные сделки, но мы отказались, потому что игра output deal по расходам – очень серьезная игра. Мы приняли решение в ней не участвовать. 

Приходится во время закупок от чего-то суперподорожавшего отказываться, что раньше точно взяли бы? Вот например, новый Альмодовар. Вы катали его фильмы с незапамятных времен. И тут – его ДЖУЛЬЕТТА у другой компании. Альмодовар стал неоправданно дорогим, рискованным?

Нет, не в этом дело. Он всегда был дорогим для своего сегмента. Просто мы посмотрели кино и после долгих обсуждений, с учетом того, как мы отработали двумя предыдущими его картинами, поняли, что этот Альмодовар нам уже неинтересен. На наш взгляд, там мало провокаций, а ведь это именно то, на чем выстроена популярность его фильмов. Зато мы посмотрели в Каннах нового Кустурицу и знаем, что он замечательный.

А в связи с чем приходится на долгий срок откладывать какие-то релизы – то же РАЗРУШЕНИЕ или МОЙ ПАРЕНЬ – КИЛЛЕР? Обе картины были готовы еще прошлой осенью и демонстрировались в Торонто. Это нужно, чтобы сбить цену?

Нет, не совсем. РАЗРУШЕНИЕ мы перенесли просто потому, что два наших релиза начали друг другу мешать. И было принято решение, что мы его отодвинем и облегчим жизнь другой своей картине. При этом на самом деле не такой уж и большой зазор был по сравнению с премьерой в США. Да, фильм был готов еще в Торонто, но в Штатах он вышел только в апреле. Что касается проекта МОЙ ПАРЕНЬ – КИЛЛЕР, то мы упустили хорошее время, потому что трудно шла роспись. Мы меняли дату, чтобы лучше расписать, но за это время, естественно, появилась нелегальная копия, и мы приняли решение сдвинуть релиз на тот момент, когда активное пиратство уже схлынет. Обратите внимание, как выпускают фильмы многие мэйджоры – через четыре месяца, бывает, когда пиратство уже не в том состоянии, чтобы стать решающим для кассы. А иначе мы просто всей своей рекламной кампанией будем работать на пиратов. Так что мы приняли решение отойти на два месяца и спокойно выпустить картину.

А как сейчас обстоят дела с прочими правами? Совсем недавно была история, когда вы стартовали онлайн с очень коротким окном.

Да. И мы будем так делать иногда – когда нам это выгодно.

От чего это зависит?

От продюсеров. Если продюсеры там у себя дают короткое окно и ориентируются на трехнедельный прокат, значит, они понимают, что делают, поскольку знают свою картину. Мы тоже ориентируемся на трехнедельный прокат у нас в стране – это тот максимум, который позволяет сегодня продержаться, если у тебя не Капитан Америка или Кустурица. Сети, конечно, были недовольны нашим «экспериментом», но при этом все они на третьей неделе уже убрали фильм с экрана.

То есть негатив кинотеатров по поводу коротких окон – это некая ретроградная реакция?

Конечно, даже обсуждать это не хочется. Есть фильмы, которые требуют четырехнедельного окна, есть фильмы, требующие шестинедельного, а есть фильмы, которые могут выйти онлайн на третьей неделе. Никто же не говорит об огульном сокращении окон.

Судя по вашим (да и не только вашим, надо признать) презентациям на Кинорынках, есть еще один ретроградный элемент во взаимоотношениях с кинотеатрами – это долги. Что-то изменилось в этом смысле? Ситуация, особенно для независимых, усугубилась?

Долги существовали всегда, но раньше они были в рамках приличия, будем называть это так. Сейчас, к сожалению, бизнес находится в ситуации, когда эти долги становятся затяжными и так называемое давление ничего не дает. С кинотеатрами надо работать. Если у кинотеатров есть возможность, они оплачивают. Если в определенные моменты на них очень сильно давят мэйджоры, то независимые недобирают, и тут уже все зависит от того, есть ли у них «крючки», с помощью которых они могут свои деньги выудить. Мы выстроили свою работу так, чтобы у нас раз в два с половиной месяца эти «крючки» были. Пока работаем.

И что будет вот такими «крючками» в вашем ближайшем репертуаре?

Будем широко выходить КРЕЙСЕРОМ – мы верим в это кино. Приедет Николас Кейдж, будет большая премьера перед стартом. Потом мы выпустим наших долгожданных ЗАЧИНЩИКОВ – там вроде наконец все нормально, рекламный бюджет уже обеспечен. Затем выйдет проект Lionsgate СРЕДНЯЯ ШКОЛА. Ну и самое главное – у нас будут СУПЕРПЛОХИЕ, очень хорошее кино, которое должно иметь успешную прокатную историю. Дальше – КОМНАТА РАЗОЧАРОВАНИЙ и ПЛОХОЙ САНТА 2. Это то, что в этом году у нас будет очень сильно звучать.

Какое из направлений вашей группы компаний сейчас является ведущим или бурно развивающимся? 

Бурно развивающимся в нашем рынке сегодня – вы серьезно?

Хорошо, как обстоят дела у киносети?

Нормально, слава богу, как у всех остальных сетей. Понимаете, в стране идут определенные социальные процессы. И это не может не отражаться и на нашем бизнесе тоже.

А что в плане производства?

Мы немножко его тормознули – хотели запускать пару больших художественных проектов, но не стали. И сейчас весь наш продакшн связан с анимацией. В активном производстве находится картина, которая называется БАБОЧКА. Также мы утрясли наши дела по копродукции в отношении мультфильма ОТ ВИНТА 2 – скоро заявим, кто наш сопродюсер. И еще в этом году хотим запустить артовый проект Карена Геворкяна ЗЕМЛЯ.

Вы, кстати, довольны международной реализацией прав на ОТ ВИНТА? Он, кажется, выходил в Германии и где-то еще в Европе?

Да, хоть мы и не кричим повсюду, что выходили там на 700 экранах, но это так. В Германии, по-моему, еще никто не выходил столькими копиями. Мы довольны. Собственно, поэтому мы и начали делать вторую часть ОТ ВИНТА, причем с большой студией. Надеемся, что это будет хороший проект. Я в принципе убежден, что если мы хотим развивать наше кино, то должны придумывать правильные, серьезные, большие копродукции с западными партнерами. Это единственный путь для того, чтобы расширять наши рыночные возможности, экспортируя при этом еще и идеологию.

Думаете, это возможно сейчас?

Почему нет? Возможно, если над этим процессом будут серьезно работать. Когда все думают, как выжать больше, условно говоря, с 250-миллионного рынка, как зомбировать каждого зрителя, чтобы он пришел в кинотеатр именно на твой фильм, это не индустрия. Успеха здесь быть не может. Надо думать, как с 250-милионного рынка выйти на 500-милионный. 

То есть вы считаете, что бессмысленно пытаться увеличить процент киноходящей аудитории в нашей стране? 

Что бы ни говорили, в кино будет ходить ровно тот процент людей, который считает возможным потратить деньги на билет. И это уже социальная история, а не наша, кинематографическая. Сколько бы мы ни бились. Один раз удастся заинтересовать, чтобы все-все пришли, два раза, но это невозможно делать постоянно. Это задачи государства – создавать средний класс, способный купить билет, попкорн и при этом еще и друзей с собой привести. А наша задача – искать этих людей там, где они уже есть.

Вы сейчас говорите про европейские страны или про СНГ?

СНГ – давно уже зарубеж. Поэтому для меня есть наш рынок и чужой. Чтобы войти в чужой рынок, нужно делать кино вместе с представителями этого рынка. Если ты, условно говоря, делаешь большую копродукцию с Голливудом, то получаешь возможность работать во всем мире. Если ты делаешь хорошую копродукцию с французами, то получаешь возможность работать на франкоязычных рынках. Если ты делаешь что-то с немцами, то можешь работать с европейским рынком, где есть немецкоговорящая аудитория. Если с китайцами, то можешь оказаться на китайском рынке, а можешь и не оказаться. Все очень просто. Есть процесс расширения, который в определенный момент должен стать глобальным. Если он не станет глобальным, то мы остановимся. 

А разве копродукция не требует с нашей стороны каких-то бóльших затрат?

Наоборот, раньше привозили сюда 2 миллиона долларов и это было 60 миллионов рублей, а теперь эти 2 миллиона, которые придут на копродукцию, – это уже 130 миллионов рублей. Это если продакшн все-таки делать здесь. 

Думаете, он у нас уже достаточно развит для этого?

Наш продакшн на определенном уровне. Здесь снимают. Определенные процессы делаются здесь, другие – там, где это лучше, чем здесь. Но в этом и плюс копродукции – когда три человека хотят выпустить продукт, они всегда договорятся, как сделать так, чтобы этот продукт был хорошим и максимально недорогим. Именно поэтому на фестивале мы уже четвертый год отслеживаем, что у нас происходит с копродукцией. И я считаю, это ноу-хау нашего «Окна в Европу». Надо работать с Голливудом, с французами, с англичанами, с немцами, с китайцами, с Индией.

Зачем мы им нужны в таком случае?

Мы в принципе никому не будем нужны, если станем сидеть ровно. А если начнем предлагать и работать, то мы им не можем быть не нужны, так не бывает. Почему мы можем быть не нужны, если у нас на руках хороший сценарий, есть бюджет и понимание, что привнесет их участие? Это же бизнес.